Дорогой сын

[cygne24]

Название: Дорогой сын
Фандом: Ледибаг
Автор: Mindell
Бета: raliso
Название в оригинале: Cher fils
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/7627204
Герои, пейринг: Габриэль Агрест, Адриан/Маринетт
Жанр: а фиг его знает, пусть будет общий
Рейтинг: G
Тип: джен
Саммари: Размышления Габриэля о собственных методах воспитания.

Габриэль Агрест пребывал в задумчивом настроении.
Ночь уже несколько часов как спустилась на столицу, а самый известный стилист Парижа всё еще сидел в своем кабинете, расположенном на одном из этажей главного здания его процветающего предприятия. Это была аскетичная комната, холодная рафинированная мебель которой прекрасно отражала личность ее владельца. Всё здесь было серым, белым или черным, за примечательным исключением многочисленных фотографий его единственного сына, которые украшали три стены величественного кабинета – сделанные во время разнообразных рекламных кампаний.
Мгновение взгляд Габриэля бродил по этим сверкающим картинкам, яркие цвета которых резко контрастировали с остальным кабинетом. Повсюду на них можно было видеть Адриана; казалось, взгляд его ярко-зеленых глаз проникает сквозь объектив, а светлые волосы сами по себе ловят малейший лучик света. С годами детская округлость, когда-то еще заметная на лице подростка, уступила место более резким чертам, которые ныне составляли счастье фотографов. Идеально очерченная челюсть, артистичный рисунок скул и настолько изящно вылепленный профиль, что его можно было принять за работу гениального скульптора.
Кроме обладания более чем выгодной внешностью, молодой человек также пользовался важным преимуществом принадлежать к числу людей, которые действительно способны передать эмоции через простую фотографию. Он не ограничивался тем, что носил одежду, он заставлял ее оживать – каждый раз с новым успехом. Таким образом с течением лет Адриан стал ведущей моделью мужских коллекций Габриэля, попутно своими серьезностью и профессионализмом завоевав единодушное признание в среде.
И хотя гордость и некоторая стыдливость не позволяли Габриэлю сказать об этом вслух, он знал, что может гордиться своим единственным наследником. Адриан был воплощенным совершенством, прекрасно удовлетворявшим высокие требования своего строгого отца. Он одновременно с равным успехом блестяще учился и делал не менее ослепительную карьеру.
В обычное время Габриэль несомненно поздравил бы себя с тем, что сумел слепить наследника, настолько отвечающего его ожиданиям, и достойного представителя прославленной семьи Агрест.
Однако в данный конкретный день что-то беспокоило его, что-то, на определение точного смысла чего он уже потратил некоторое время. А Габриэль Агрест не любил быть обеспокоенным – тем более простым ощущением, каким бы мимолетным оно ни было.
Тем более что это чувство оказалось далеко не преходящим, понемногу распространяясь в нем в течение дня, просачиваясь в малейшие закоулки его сознания и яростно отказываясь исчезать, вопреки твердым усилиям Габриэля игнорировать его.

Тихонько фыркнув от досады, Габриэль обратил взгляд к экрану компьютера, на котором, повторяясь, крутилось семейное видео, снятое более дюжины лет назад. Веселый семейный пикник посреди поля, на котором распускались мириады диких цветов ослепительных расцветок.
Видео, на котором Адриан и его мать громко смеялись, сжимая друг друга в объятиях и посылая сияющие улыбки тому, кто держал в руках камеру.
Последнее видео, когда его жена была еще жива.
Габриэль испустил тяжелый вздох. Весь день он был непривычно сентиментален и точно знал почему.
Его жена.
Сегодня была годовщина их встречи.
Не их первого свидания, и не свадьбы, но того дня, когда впервые его взгляд упал на восхитительную светловолосую девушку, которая немедленно украла его сердце.
Поставив видео на паузу, Габриэль протянул руку к экрану, очертив длинными пальцами контур улыбки своей жены. Улыбки, которую он мог воспроизвести с закрытыми глазами, настолько наизусть помнил каждый изгиб, каждую ямочку.
Та же улыбка, что у Адриана, подумал он не без некоторой меланхолии.
Нет, поправил он себя с внезапным осознанием. Та же, что была у Адриана раньше.
Габриэлю даже не удавалось вспомнить последний раз, когда сын в его присутствии так открыто и искренне смеялся, как на этом видео. Адриан всегда был относительно спокойным ребенком, но также он был импульсивным и дышавшим радостью жизни мальчиком. Под влиянием строгого воспитания Габриэля он понемногу превратился в серьезного человека, чье безупречное хладнокровие не допускало ни малейшего выхода за рамки. Его радостный смех понемногу сменился на сдержанные улыбки, его реакции не оставляли место никакой спонтанности, его серьезность делала честь сияющей репутации дома Агрест.
Именно тот результат, к которому беспощадно стремился Габриэль.
Именно та причина беспокоящего ощущения, которое терзало его весь день.
Именно та причина, по которой он чувствовал странную тяжесть на сердце, разглядывая смеющееся лицо Адриана на старом видео.
Хотя Габриэль никогда не колебался делать это каждый раз, когда было необходимо, он не любил ставить под сомнение свои действия, а особенно в вопросе воспитания своего единственного сына.
Но сегодня он сомневался, спрашивая себя, не совершил ли он ужасную ошибку.
Адриан был совершенным, это несомненно.
Совершенно совершенным.
И, весьма вероятно, совершенно отличным от человека, каким он стал бы, если бы Габриэль Агрест не наложил такую глубокую печать на его характер.
Он годами старательно вылепливал по своему усмотрению малейшие манеры своего сына, пользуясь жаждой признания этого последнего, чтобы склонить его под свою волю и таким образом создать наследника, во всем соответствующего его честолюбивым требованиям.
Ради блага Адриана, был он тогда убежден.
Чтобы подготовить его противостоять внешнему миру, когда он повзрослеет.
Чтобы он мог показать себя сильным, если вдруг останется один, учитывая, что его мать уже ушла.
Но сегодня Габриэль не был уверен, что сделал правильный выбор. Он снова запустил видео, на котором его сын, совсем ребенок, адресовал в камеру искренние и сияющие улыбки. Со всё более и более давящим чувством вины Габриэль спрашивал себя, не разрушил ли он просто-напросто личность Адриана, заставив ее исчезнуть в интересах искусственно созданного героя, чтобы служить его собственным амбициям.
Он снова остановил видео точно в тот момент, когда появилось излучающее счастье лицо его жены.
Одобрила бы она то, что он сделал с их сыном? Понравилось бы ей, что он скрупулезно переделал этого смешливого ребенка в создание такой степени совершенства, что оно было каким угодно, только не естественным?
Ничто не могло быть менее вероятным.
С трудом оторвавшись от хмурых размышлений, Габриэль закрыл видео и выключил компьютер. Он испустил долгий вздох, сжав переносицу, и резкий свет, льющийся с потолка, подчеркивал его осунувшиеся черты. Габриэль редко бывал в настолько мрачном настроении, и это состояние духа ему совсем не нравилось. Он, привыкший сражаться с возникновением малейших эмоций, воспринимал как личное оскорбление то, что он чувствовал себя настолько удрученным.
Он встал, медленно направившись к выходу из комнаты.
Завтра, конечно же, будет лучше.
Завтра его ностальгические вопросы растворятся в ночи, унесенные солнечными лучами нового дня, который уже не будет годовщиной встречи с женой. И Габриэль, конечно же, снова будет полностью доволен тем, каким стал его сын.
Выходя, он автоматически погасил свет в кабинете и задумчиво побрел по коридорам, большей частью безлюдным в этот поздний час, старательно избегая встреч с редкими сотрудниками, еще остававшимися здесь.
Мысли невольно постоянно возвращались к Адриану, и угрызения совести с каждым разом становились всё сильнее, когда Габриэль думал о том, какое суровое детство навязал сыну.
Ради его же блага, повторял он, пытаясь убедить самого себя. Всё это ради его блага.
Но Габриэль точно знал, что, когда умерла его жена, его сердце в некотором роде умерло вместе с ней. И как бы это ни было неприятно его гордости, он выбрал бегство, нагружая себя работой, чтобы спрятаться от боли, и до жестокости непреклонно держась со своим сыном, требуя от того, чтобы он был до абсурда сильным, вопреки страшному горю. И с течением лет Габриэль становился всё более строгим, всё более отстраненным, убегая от Адриана так же, как он бежал от смерти любви всей его жизни, неспособный разорвать порочный круг, который сам же и создал.
И даже если сегодня Адриан казался полностью расцветшим, он, несомненно, дорого заплатил за это бегство отца.
И улыбчивый ребенок, которым он был, исчез, раздавленный послушной тенью, искусственно созданной Габриэлем.

За поворотом темного коридора Габриэль вдруг услышал, как тишину, в которую погрузилось здание, нарушил хрустальный смех, доносившийся из комнаты, из приоткрытой двери которой падала полоса света. Продолжая свой путь, Габриэль рассеянно бросил взгляд в проем, с любопытством спрашивая себя, кто еще мог находиться здесь в столь поздний час.
Он разглядел темноволосую девушку, в которой немедленно узнал практикантку, которая недели две назад присоединилась к одной из его команд. Дюпен-Чен… Марион? Марина? Как-то так. Многообещающая студентка, по словам ее куратора, яростно что-то чертила за своим столом, явно забыв о времени.
Габриэль собирался продолжить путь, не вдаваясь в подробности, когда его внимание мгновенно привлек второй голос.
Мужской голос – смеющийся и теплый.
Голос, который странным образом походил на голос его сына.
Вернувшись обратно, Габриэль тихонько приблизился, позаботившись остаться скрытым в тени, пока он острым взглядом всматривался внутрь комнаты. И то, что он там увидел, едва не заставило его вскрикнуть от удивления, вопреки великолепному хладнокровию, которое обычно составляло его гордость.
Голос, который он слышал, действительно принадлежал Адриану. Но, к крайнему изумлению Габриэля, молодой человек, которого он видел сейчас, был далек от той чистой гладкой картинки, которую он представлял собой обычно. Адриан сидел в кресле, небрежно перекинув одну ногу через подлокотник, а торсом наклонившись в противоположном направлении, приблизив голову к юной практикантке, рядом с которой он находился.
Его волосы, обычно безупречно уложенные, когда он был в присутствии отца, сейчас были взъерошены сильнее, чем Габриэль когда-либо видел, образовывая хаотическую массу золотистых локонов, мятежно торчавших во все стороны. И это Адриана, похоже, не слишком беспокоило – он беспечно проводил пальцами по своей шевелюре, добавляя в нее еще больше беспорядка.
Но больше всего поразило Габриэля выражение, освещавшее лицо его наследника. Исчезли великолепно контролируемый серьезный вид и натянутые улыбки, которые сын обычно демонстрировал в его обществе. Нет, сейчас ярко-зеленые глаза Адриана искрились лукавством, а озорной смех еще не замер на изящно очерченных губах. Уголки его рта немного растянулись, открывая искреннюю улыбку, которая освещала его черты будто теплым солнечным лучом.
Адриан пожирал взглядом сидевшую рядом с ним девушку, его тело всё больше и больше наклонялось к ней, в то время как он казался поглощенным зрелищем, которое она представляла. Казалось, его глаза исследуют малейшую черту ее лица, а потом спускаются к тонким пальцам, которые очевидно трудились над финальным штрихом ее наброска, а потом снова поднимаются к лицу.
Адриан медленно протянул руку, лениво проведя пальцами по темным локонам, струившимся по плечам девушки.
– Моя Леди… – нежно выдохнул он.
Она подняла голову, ее синие слегка миндалевидные глаза немедленно встретились с глазами Адриана.
– Дай мне еще пять минут, – ответила она с нежной улыбкой, машинально заправляя за ухо прядь волос, которую Адриан привел в беспорядок. – Я почти закончила.
– Тебе оставалось пять минут уже пять минут назад, – возразил Адриан, состроив притворно недовольную гримасу, заставившую его подругу рассмеяться.
– Я потороплюсь, Котенок, – весело ответила она. – Обещаю.
Она снова склонилась над столом, с легким скрипом водя карандашом по бумаге, а Адриан вернулся к созерцанию подруги, с по-прежнему играющей на губах легкой улыбкой.
Ему хватило одной минуты, чтобы снова потерять терпение, и его пальцы опять протянулись к девушке, чтобы на этот раз задержаться на обнаженной коже ее руки.
– Принцесса… – заговорил он почти жалобным тоном.
Она повернулась к Адриану, испустив легкий вздох, но слова, которые она готовилась произнести, замерли у нее в горле, когда она увидела, как Адриан слегка склонил голову на бок, а его лицо осветилось улыбкой, в которой очарование спорило с откровенной дерзостью. Она расхохоталась, протянув к нему руку, чтобы ласково взъерошить ему волосы.
– О, Котенок, ты невозможен! – фыркнула она, в то время как ее щеки слегка порозовели.
– Я знаю, – нахально ответил Адриан, выпрямляясь в кресле, – но за это ты меня и любишь.
– Кто знает… – лукаво ответила девушка – теперь ее лицо освещала широкая улыбка, в то время как она, похоже, была не в состоянии оторвать взгляд от лица Адриана.
Он ловко обернул пальцы вокруг запястья девушки, а его свободная рука скользнула по ее талии, мягко заставляя ее отстраниться от наброска, который она отчаянно пыталась закончить, и повернуться к нему.

Габриэль Агрест отступил, не желая больше подглядывать за мгновениями, которые разделяли его сын и юная практикантка, и рассеянно подумал, что надо немедленно узнать имя той, которая покорила сердце его сына.
Быстро удаляясь от комнаты, он легким шагом продолжил свой путь по коридорам. Страхи, которые он испытывал еще несколько мгновений назад, большей частью рассеялись благодаря подсмотренной им сценке.
Если его влияние и оставалось сильно спорным, оно, однако, не было достаточным, чтобы разрушить характер его сына.
Рядом с ним Адриан вел себя как серьезный, вежливый и сдержанный сын, которого Габриэль скрупулезно создавал в течение лет. Но, с неожиданным облегчением признал он, это явно была лишь маска, которую Адриан берег для отца и профессионального окружения, ведя себя совершенно иначе, как только скрывался с их глаз.
Полный жизни мальчик, каким когда-то был его сын, не исчез.
Адриан старательно показывал отцу лицо, которое тот хотел видеть, чтобы удовлетворить самые абсурдные его требования, делать ему честь в любой ситуации, но ему удалось остаться самим собой вопреки всему.
У Габриэля не было ни малейших сомнений, что несколько мгновений назад он видел настоящую натуру Адриана. Вдали от глаз строго отца он снова становился смешливым живым мальчиком, каким был в детстве, его лицо оживлялось тысячью выражений, которых Габриэль не видел у него уже много лет. На сердце стало легче при воспоминании об искрящихся радостью и лукавством глазах Адриана, когда забыта была вся сдержанность, а на его губах расцветали искренние улыбки.
Габриэль сделал еще несколько шагов, когда его внезапно ударило осознанием. На мгновение остановившись посреди коридора, он тихонько засмеялся.
У Адриана по-прежнему была улыбка его матери.