Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь (с)
Поскольку я так и не придумала названия, и поскольку, возможно, потом еще что-то изменю, выкладываю пока только здесь.
Глава 1
читать дальшеПерламутровые стены коридоров дворца мягко мерцали, заставляя расплываться отражения идущих по нему. Создавалось ощущение, будто тебя окружают неясные тени или призраки. Льющийся с выгнутого потолка приглушенный свет только усиливал это ощущение. А от того, что толстый бордовый ковер глушил шаги, делая их почти неслышными, начинало казаться, что ты и сам стал призраком.
Интересно, почему в лишенных окон коридорах дворца, свет был всегда приглушенным, создавая полумрак, так что не поймешь, какое сейчас время суток? Может, как символ интриг и преступлений, которые здесь творились? Отец Вениамин невесело усмехнулся своим мыслям и покосился на спутника.
Патриарх Игнатий, грузный седой старик, шел медленно и тяжело, опираясь на деревянный посох, который давно стал не просто символом его сана, а помощью при ходьбе. Молодому, полному сил отцу Вениамину приходилось постоянно сдерживать шаг, приноравливаясь к его неторопливой поступи. Глядя прямо перед собой, он слегка хмурился — то ли от усталости, то ли от каких-то своих мыслей. Больные ноги подводили, выстаивать службу становилось для него нелегким испытанием. А тут еще сразу после службы приходилось идти на совет к царю.
— Святейший владыка, — отец Вениамин взялся обеими руками за наперсный крест, как всегда делал, когда волновался, — вы ведь можете перевести меня в какой-нибудь монастырь? Я же здесь только из-за родительского каприза. Ну, что я, монах, делаю при дворе?
Патриарх Игнатий повернул к нему голову, пытливо посмотрев выцветшими голубыми глазами. А потом со вздохом отвернулся.
— Против воли царя я не могу никуда тебя отправить, чадо. А царь не желает тебя отпускать.
Отец Вениамин нетерпеливо взмахнул правой рукой, левой продолжая сжимать крест.
— Но разве царь должен вмешиваться в церковные дела?
— Может, и не должен, но у него есть для этого власть и средства, — патриарх покачал головой. — Я понимаю, что ты шел в монастырь, чтобы служить Господу, и придворная жизнь неприятна тебе. Но, может быть, здесь твое предназначение? Царь прислушивается к тебе.
— Прислушивается он, как же! — недовольно фыркнул отец Вениамин. — Он и в детстве меня не больно-то слушал, когда мы вместе играли, а сейчас и тем более.
— Прислушивается, — настойчиво повторил патриарх Игнатий, — даже если не всегда.
Отец Вениамин стыдливо опустил голову. Патриарх Игнатий был прав. Его величество Петр VII, которого отец Вениамин помнил еще как Петьку, товарища детских игр, не забыл их дружбу и не однажды следовал его советам. Просто жизнь при дворе с бесконечными балами, пиршествами и интригами была ему глубоко противна. Он тосковал по родному монастырю, в котором принял постриг. И из которого его вырвала прихоть родителей. А точнее матери — отец спокойно обходился и без постоянного присутствия сына рядом. Будучи послом, он вообще редко бывал дома. А вот мать устроила безобразный скандал, когда отец Вениамин (тогда еще Олег Павлович Лавров) объявил о своем решении уйти в монастырь. Она угрожала, униженно просила, шантажировала, даже пыталась запереть его, дав приказ домашнему компьютеру не выпускать его из комнаты. Поэтому пришлось сбежать из фамильного особняка ночью — Олег связал веревку из разорванной простыни и вылез через окно.
Несколько лет он спокойно жил в монастыре, чувствуя себя абсолютно счастливым, пока мать не отыскала его и не приехала в монастырь, устроив спектакль на глазах у братий и игумена, слезно умоляя вернуться. Недавно рукоположенный иеромонах Вениамин остался тверд и возвращаться отказался. Игумен его поддержал. Так что пришлось матери возвращаться ни с чем. Но она не сдалась. На самом деле, упрямство Вениамин унаследовал от нее, как и яркую внешность: густые черные волосы, выразительные синие глаза и правильные черты. А вот орлиный нос и статная фигура достались ему от отца.
Фрейлина вдовствующей царицы Евлампии и наставница нынешнего царя Петра VII, мать задействовала все свои немалые связи и влияние, чтобы вернуть Вениамина в столицу. И вот теперь отец Вениамин — придворный иеромонах и духовник царя, вынужденный жить при дворе вместо монастырского уединения.
Но, может, святейший владыка прав. Может, в этом состоит его предназначение — исправлять здешние нравы. Отец Вениамин тихонько хмыкнул: а не слишком ли амбициозно с его стороны?
— Доверься Господу, чадо, Он управит твой путь, — негромко произнес патриарх Игнатий, когда они уже подошли к дверям конференц-зала.
Отец Вениамин кивнул. Да, конечно, теоретически он это прекрасно понимал, вот только на практике не всегда выходило. «И какой же я после этого монах?» — упрекнул он себя.
Черные блестящие двери разъехались в стороны при их приближении, и они вошли в просторный прямоугольный зал с такими же перламутровыми, как в коридоре стенами. Место царя во главе длинного овального стола еще пустовало, но министры уже собрались. Кто-то тихонько переговаривался, кто-то изучал голографический экран перед собой, нажимая кнопки на ручках кресла. Появление патриарха и отца Вениамина поприветствовали ленивыми кивками. Никто не удосужился встать — не то что попросить благословения у патриарха. Впрочем, чего еще ждать от столь далекой от Церкви среды.
Патриарх всё равно начертил в воздухе крест, благословляя собравшихся, даже если никто не обратил на это ни малейшего внимания. Он тяжело опустился в свое кресло, располагавшееся на другом конце стола, напротив царского. Слегка поклонившись ему, отец Вениамин прошел к своему месту — слева от царя. По правую руку сидел министр иностранных дел Раменский, одаривший его слащаво-притворной улыбкой, небрежным жестом одернув рукава черного блейзера с высоким стоячим воротником.
— Как жизнь, отец Вениамин? — спросил он со столь же притворным интересом.
По какой-то причине Раменский терпеть его не мог, но на людях делал вид, будто они лучшие друзья.
— Не жалуюсь, — сдержанно ответил отец Вениамин, опустившись на стул, который тут же подстроился под его тело.
— Эт хорошо!
Раменский хохотнул и хотел сказать что-то еще, но тут разъехалась в стороны дверь на противоположном конце от той, в которую вошли они с патриархом, и в зал вошел царь. Разговоры тут же смолкли, все встали, почтительно склонив головы.
Невысокий, худощавый, с тревожной складкой между бровей, он не производил впечатление человека, наделенного властью. Если бы не пурпурная мантия поверх облегающего серебристого костюма и тонкий обруч короны на светлых рыжеватых волосах, и не подумаешь, что это царь.
— Добрый день всем, — Петр VII быстрым шагом прошел к столу и сел во главе, после чего сели все остальные. — Что ж, у нас на повестке дня…
Отец Вениамин не особенно вслушивался, рассеянно наблюдая за тем, как царь вертит в тонких пальцах стило, время от времени нажимая кнопки и меняя изображение на голографическом экране. Он вообще не понимал, зачем нужен здесь. Ладно, патриарх — высшая духовная власть и всё такое. А он что? Но Петр упорно настаивал на его присутствии на государственных советах. Говорил, духовник царя должен быть рядом, когда царь принимает важные решения. Можно подумать, это что-то меняло. Политиком отец Вениамин никогда не был, ни плохим, ни хорошим.
Так что он смотрел на мерцающие экраны, не вдумываясь в обсуждение внутренней и внешней политики и экономики, пока не прозвучало будто грозным предзнаменованием:
— Я считаю Америку надо приструнить: объявим ей войну.
Отец Вениамин вздрогнул и удивленно посмотрел на Раменского. Он серьезно сейчас предложил начать войну? Сидевшая рядом с ним министр финансов Карцева одарила его восхищенно-одобрительной улыбкой. Высокий и смазливый Раменский нравился женщинам и бессовестно этим пользовался. Говорили у него с Карцевой любовная связь, хотя у обоих были семьи. Отец Вениамин не интересовался придворными сплетнями и старался их избегать, но они неизбежно долетали до него время от времени.
Завязалась оживленная дискуссия. К счастью, нашлись люди (в числе которых, конечно, был патриарх), считавшие, что войны не следует допускать ни в коем случае. Но много было и тех, кто согласился с Раменским.
Царь Петр слушал дебаты, постукивая пальцами по выкрашенной под дерево пластиковой столешнице, а потом поднял ладонь. Все замолчали. Петр помолчал и вдруг повернулся к Вениамину.
— Олег… — он споткнулся и, улыбнувшись, пожал плечами: — Извини, отец Вениамин. А ты что скажешь?
Вениамин пораженно моргнул и вскинул взгляд на царя. В серых глазах Петра ясно читалось, что он всерьез ждет ответа. На мгновение в этом уставшем от бремени власти человеке отец Вениамин увидел того приятеля, с которым играл в детстве. Он выпрямился и решительно объявил:
— Нельзя допускать войны. При нынешнем уровне развития технологий война станет катастрофой. Выигравших не будет. Политика для того и существует, чтобы решать конфликты мирным путем.
Царь Петр медленно кивнул. Но вмешательство отца Вениамина явно не понравилось многим.
— А если они не хотят мирным? — язвительно поинтересовался министр обороны.
— Значит, мы должны быть умнее! — сердито отрезал отец Вениамин.
— То есть мы должны покорно склониться перед ними и делать всё, что нам велят? — язвительно поинтересовался Раменский, вызывав одобрительный шепот.
— Я этого не говорил, — сердито ответил отец Вениамин.
— Господа, — царь Петр снова поднял ладонь, прерывая спор, — я понял вашу позицию. Мое мнение таково: если Америка предпримет военные действия, мы, конечно, будем защищаться; но с нас война не начнется.
Раменский одарил отца Вениамина злобным взглядом. Министр обороны тихонько пробормотал нечто вроде: «Конечно, подождем, пока нас развеют по ветру». Царь величественно проигнорировал недовольный ропот.
С того совета отец Вениамин уходил с тревожным чувством. И вроде бы Петр VII принял разумное решение, но почему-то возникло ощущение, что это еще не конец. Всё только начинается. Будто предчувствие грозы, которая собирается еще где-то за горизонтом, но уже доносятся слабые раскаты грома.
***
Несколько дней спустя патриарх Игнатий вызвал отца Вениамина к себе. Стоя на транспортной дорожке, ведущей от дворца к резиденции патриарха, он рассеянно смотрел на проплывавшие мимо здания — то сверкающие хромом и стеклом многоэтажки, то старинные каменные домики — и двигавшихся в разных направлениях по таким же дорожкам людей. Дорожки поворачивали, пересекались, уходили во все стороны, создавая настоящий лабиринт, мигающий разнообразными стрелками и надписями.
Рабочая резиденция патриарха в Чистом переулке являлась одним из немногих сооружений, которые сохранились от старой Москвы: темно-желтое здание с белыми пилястрами и треугольным фронтоном. А вот внутренне убранство было устроено по-современному.
Патриарх Игнатий ждал Вениамина в своем рабочем кабинете за громоздким столом, раскрашенным под дуб. Оформление в зеленых тонах вызывало ощущение уюта и умиротворенности. Испросив благословения, отец Вениамин опустился в кресло перед столом, обведя взглядом многочисленные полки с книжными кубами и старинными книгами, напечатанными на бумаге, после чего вопросительно посмотрел на патриарха.
Тот некоторое время молчал, сложив перед собой руки шатром и положив на них подбородок. От его задумчивого взгляда становилось неуютно. Явно случилось что-то серьезное. Отец Вениамин даже задумался, не совершил ли он какой-нибудь проступок, но не смог припомнить за собой ничего криминального.
— Чадо, — наконец заговорил патриарх, — я позвал тебя сообщить, что царь настойчиво предлагает рукоположить тебя в епископы.
— Меня? — удивился отец Вениамин. — Но разве светская власть должна вмешиваться в это? Ведь кандидата представляет епископат и проверяет архиерейский собор.
— Всё так, чадо, — патриарх устало откинулся на спинку кресла, сложив жилистые руки на коленях, золотой наперсный крест коротко блеснул в солнечных лучах. — Но настоятельную рекомендацию царя тоже не следует игнорировать. Ты, конечно, пройдешь проверку Синода, но я лично уже уверен, что ты достоин.
Отец Вениамин удивленно посмотрел на патриарха Игнатия. Серьезно? Достоин управлять епархией, отвечать за души множества людей? Сам он не считал себя подходящим человеком для такой ответственности.
— Вот именно поэтому и достоин, — заявил патриарх, будто прочитав его мысли.
Отец Вениамин поморгал, окончательно растерявшись. Заметив его замешательство, патриарх Игнатий с улыбкой добавил:
— И я не читаю твои мысли — у тебя на лице всё написано.
Тысячи возражений и аргументов пронеслись в голове отца Вениамина, но прежде чем он успел хоть как-то привести их в порядок и высказать, патриарх строго заключил, перестав улыбаться:
— Не спорь, чадо. Считай, что это твой крест, который ты призван нести во славу Господа.
С такой постановкой вопроса оставалось только покорно склонить голову:
— Благословите, святейший владыко.
***
Рукополагали его в дворцовой церкви Константина и Елены. Небольшой, но богатый храм сверкал позолотой, был расписан великолепными фресками и мог похвастаться множеством старинных икон.
Народу было мало — придворные и министры на службы ходили редко или не ходили вовсе, так что дворцовая церковь посещалась исключительно царской семьей. На этот раз правда пришли несколько министров, в том числе и Раменский, то ли полюбоваться на торжественное зрелище, то ли еще по каким-то причинам. Но как только началась служба, отец Вениамин забыл обо всех присутствующих, сосредоточившись на таинстве.
Он по-прежнему чувствовал себя недостойным возлагаемого на него чина, к тому же не имел ни малейшего представления об управлении. Что он будет делать с вверенными ему городами? Но в то же время общая молитва собравшихся для его рукоположения архиереев озаряла душу ясностью и спокойствием. Будто свет омывал его, прогоняя страхи и неуверенность.
Когда, благословив народ по окончании службы, отец Вениамин вышел из алтаря, к нему тут же подошел царь, облаченный в праздничную пурпурную мантию. Царица Анастасия, в волнообразно-треугольном платье со множеством складок, следовала за ним словно тень.
— Поздравляю, владыко, — улыбнулся царь Петр, — благослови.
Отец Вениамин осенил крестным знамением царскую семью, и наткнулся на ехидный и почему-то довольный взгляд Раменского. Он тоже поздравил новоиспеченного епископа, но таким тоном, будто проклинал. Отец Вениамин привычно проигнорировал его враждебность.
Стоило царю отступить, как к Вениамину подлетела мать. С высокой прической по последнему писку моды, в вызывающе коротком облегающем платье без рукавов, зато с оплечьем в виде широких черно-белых кругов.
— Олеженька, я так рада за тебя! — прощебетала она, на мгновение обняв его и поцеловав в щеку.
Отец Вениамин только обреченно вздохнул. Говорить, что он давно не Олег, и что не следует так прилюдно обращаться с иеромонахом, а тем более епископом — бесполезно. Он пробовал несколько раз, пока не сдался. К счастью, мать быстро потеряла к нему интерес: продемонстрировав свои родительские чувства, она упорхнула.
А на следующий день отец Вениамин покинул дворец и столицу, чтобы отправиться в Новосибирск — свое новое место службы. Он всё еще беспокоился о том, что не сможет оправдать оказанное ему доверие, но одновременно испытывал облегчение от того, что больше не придется участвовать в придворной жизни.
Глава 1
читать дальшеПерламутровые стены коридоров дворца мягко мерцали, заставляя расплываться отражения идущих по нему. Создавалось ощущение, будто тебя окружают неясные тени или призраки. Льющийся с выгнутого потолка приглушенный свет только усиливал это ощущение. А от того, что толстый бордовый ковер глушил шаги, делая их почти неслышными, начинало казаться, что ты и сам стал призраком.
Интересно, почему в лишенных окон коридорах дворца, свет был всегда приглушенным, создавая полумрак, так что не поймешь, какое сейчас время суток? Может, как символ интриг и преступлений, которые здесь творились? Отец Вениамин невесело усмехнулся своим мыслям и покосился на спутника.
Патриарх Игнатий, грузный седой старик, шел медленно и тяжело, опираясь на деревянный посох, который давно стал не просто символом его сана, а помощью при ходьбе. Молодому, полному сил отцу Вениамину приходилось постоянно сдерживать шаг, приноравливаясь к его неторопливой поступи. Глядя прямо перед собой, он слегка хмурился — то ли от усталости, то ли от каких-то своих мыслей. Больные ноги подводили, выстаивать службу становилось для него нелегким испытанием. А тут еще сразу после службы приходилось идти на совет к царю.
— Святейший владыка, — отец Вениамин взялся обеими руками за наперсный крест, как всегда делал, когда волновался, — вы ведь можете перевести меня в какой-нибудь монастырь? Я же здесь только из-за родительского каприза. Ну, что я, монах, делаю при дворе?
Патриарх Игнатий повернул к нему голову, пытливо посмотрев выцветшими голубыми глазами. А потом со вздохом отвернулся.
— Против воли царя я не могу никуда тебя отправить, чадо. А царь не желает тебя отпускать.
Отец Вениамин нетерпеливо взмахнул правой рукой, левой продолжая сжимать крест.
— Но разве царь должен вмешиваться в церковные дела?
— Может, и не должен, но у него есть для этого власть и средства, — патриарх покачал головой. — Я понимаю, что ты шел в монастырь, чтобы служить Господу, и придворная жизнь неприятна тебе. Но, может быть, здесь твое предназначение? Царь прислушивается к тебе.
— Прислушивается он, как же! — недовольно фыркнул отец Вениамин. — Он и в детстве меня не больно-то слушал, когда мы вместе играли, а сейчас и тем более.
— Прислушивается, — настойчиво повторил патриарх Игнатий, — даже если не всегда.
Отец Вениамин стыдливо опустил голову. Патриарх Игнатий был прав. Его величество Петр VII, которого отец Вениамин помнил еще как Петьку, товарища детских игр, не забыл их дружбу и не однажды следовал его советам. Просто жизнь при дворе с бесконечными балами, пиршествами и интригами была ему глубоко противна. Он тосковал по родному монастырю, в котором принял постриг. И из которого его вырвала прихоть родителей. А точнее матери — отец спокойно обходился и без постоянного присутствия сына рядом. Будучи послом, он вообще редко бывал дома. А вот мать устроила безобразный скандал, когда отец Вениамин (тогда еще Олег Павлович Лавров) объявил о своем решении уйти в монастырь. Она угрожала, униженно просила, шантажировала, даже пыталась запереть его, дав приказ домашнему компьютеру не выпускать его из комнаты. Поэтому пришлось сбежать из фамильного особняка ночью — Олег связал веревку из разорванной простыни и вылез через окно.
Несколько лет он спокойно жил в монастыре, чувствуя себя абсолютно счастливым, пока мать не отыскала его и не приехала в монастырь, устроив спектакль на глазах у братий и игумена, слезно умоляя вернуться. Недавно рукоположенный иеромонах Вениамин остался тверд и возвращаться отказался. Игумен его поддержал. Так что пришлось матери возвращаться ни с чем. Но она не сдалась. На самом деле, упрямство Вениамин унаследовал от нее, как и яркую внешность: густые черные волосы, выразительные синие глаза и правильные черты. А вот орлиный нос и статная фигура достались ему от отца.
Фрейлина вдовствующей царицы Евлампии и наставница нынешнего царя Петра VII, мать задействовала все свои немалые связи и влияние, чтобы вернуть Вениамина в столицу. И вот теперь отец Вениамин — придворный иеромонах и духовник царя, вынужденный жить при дворе вместо монастырского уединения.
Но, может, святейший владыка прав. Может, в этом состоит его предназначение — исправлять здешние нравы. Отец Вениамин тихонько хмыкнул: а не слишком ли амбициозно с его стороны?
— Доверься Господу, чадо, Он управит твой путь, — негромко произнес патриарх Игнатий, когда они уже подошли к дверям конференц-зала.
Отец Вениамин кивнул. Да, конечно, теоретически он это прекрасно понимал, вот только на практике не всегда выходило. «И какой же я после этого монах?» — упрекнул он себя.
Черные блестящие двери разъехались в стороны при их приближении, и они вошли в просторный прямоугольный зал с такими же перламутровыми, как в коридоре стенами. Место царя во главе длинного овального стола еще пустовало, но министры уже собрались. Кто-то тихонько переговаривался, кто-то изучал голографический экран перед собой, нажимая кнопки на ручках кресла. Появление патриарха и отца Вениамина поприветствовали ленивыми кивками. Никто не удосужился встать — не то что попросить благословения у патриарха. Впрочем, чего еще ждать от столь далекой от Церкви среды.
Патриарх всё равно начертил в воздухе крест, благословляя собравшихся, даже если никто не обратил на это ни малейшего внимания. Он тяжело опустился в свое кресло, располагавшееся на другом конце стола, напротив царского. Слегка поклонившись ему, отец Вениамин прошел к своему месту — слева от царя. По правую руку сидел министр иностранных дел Раменский, одаривший его слащаво-притворной улыбкой, небрежным жестом одернув рукава черного блейзера с высоким стоячим воротником.
— Как жизнь, отец Вениамин? — спросил он со столь же притворным интересом.
По какой-то причине Раменский терпеть его не мог, но на людях делал вид, будто они лучшие друзья.
— Не жалуюсь, — сдержанно ответил отец Вениамин, опустившись на стул, который тут же подстроился под его тело.
— Эт хорошо!
Раменский хохотнул и хотел сказать что-то еще, но тут разъехалась в стороны дверь на противоположном конце от той, в которую вошли они с патриархом, и в зал вошел царь. Разговоры тут же смолкли, все встали, почтительно склонив головы.
Невысокий, худощавый, с тревожной складкой между бровей, он не производил впечатление человека, наделенного властью. Если бы не пурпурная мантия поверх облегающего серебристого костюма и тонкий обруч короны на светлых рыжеватых волосах, и не подумаешь, что это царь.
— Добрый день всем, — Петр VII быстрым шагом прошел к столу и сел во главе, после чего сели все остальные. — Что ж, у нас на повестке дня…
Отец Вениамин не особенно вслушивался, рассеянно наблюдая за тем, как царь вертит в тонких пальцах стило, время от времени нажимая кнопки и меняя изображение на голографическом экране. Он вообще не понимал, зачем нужен здесь. Ладно, патриарх — высшая духовная власть и всё такое. А он что? Но Петр упорно настаивал на его присутствии на государственных советах. Говорил, духовник царя должен быть рядом, когда царь принимает важные решения. Можно подумать, это что-то меняло. Политиком отец Вениамин никогда не был, ни плохим, ни хорошим.
Так что он смотрел на мерцающие экраны, не вдумываясь в обсуждение внутренней и внешней политики и экономики, пока не прозвучало будто грозным предзнаменованием:
— Я считаю Америку надо приструнить: объявим ей войну.
Отец Вениамин вздрогнул и удивленно посмотрел на Раменского. Он серьезно сейчас предложил начать войну? Сидевшая рядом с ним министр финансов Карцева одарила его восхищенно-одобрительной улыбкой. Высокий и смазливый Раменский нравился женщинам и бессовестно этим пользовался. Говорили у него с Карцевой любовная связь, хотя у обоих были семьи. Отец Вениамин не интересовался придворными сплетнями и старался их избегать, но они неизбежно долетали до него время от времени.
Завязалась оживленная дискуссия. К счастью, нашлись люди (в числе которых, конечно, был патриарх), считавшие, что войны не следует допускать ни в коем случае. Но много было и тех, кто согласился с Раменским.
Царь Петр слушал дебаты, постукивая пальцами по выкрашенной под дерево пластиковой столешнице, а потом поднял ладонь. Все замолчали. Петр помолчал и вдруг повернулся к Вениамину.
— Олег… — он споткнулся и, улыбнувшись, пожал плечами: — Извини, отец Вениамин. А ты что скажешь?
Вениамин пораженно моргнул и вскинул взгляд на царя. В серых глазах Петра ясно читалось, что он всерьез ждет ответа. На мгновение в этом уставшем от бремени власти человеке отец Вениамин увидел того приятеля, с которым играл в детстве. Он выпрямился и решительно объявил:
— Нельзя допускать войны. При нынешнем уровне развития технологий война станет катастрофой. Выигравших не будет. Политика для того и существует, чтобы решать конфликты мирным путем.
Царь Петр медленно кивнул. Но вмешательство отца Вениамина явно не понравилось многим.
— А если они не хотят мирным? — язвительно поинтересовался министр обороны.
— Значит, мы должны быть умнее! — сердито отрезал отец Вениамин.
— То есть мы должны покорно склониться перед ними и делать всё, что нам велят? — язвительно поинтересовался Раменский, вызывав одобрительный шепот.
— Я этого не говорил, — сердито ответил отец Вениамин.
— Господа, — царь Петр снова поднял ладонь, прерывая спор, — я понял вашу позицию. Мое мнение таково: если Америка предпримет военные действия, мы, конечно, будем защищаться; но с нас война не начнется.
Раменский одарил отца Вениамина злобным взглядом. Министр обороны тихонько пробормотал нечто вроде: «Конечно, подождем, пока нас развеют по ветру». Царь величественно проигнорировал недовольный ропот.
С того совета отец Вениамин уходил с тревожным чувством. И вроде бы Петр VII принял разумное решение, но почему-то возникло ощущение, что это еще не конец. Всё только начинается. Будто предчувствие грозы, которая собирается еще где-то за горизонтом, но уже доносятся слабые раскаты грома.
***
Несколько дней спустя патриарх Игнатий вызвал отца Вениамина к себе. Стоя на транспортной дорожке, ведущей от дворца к резиденции патриарха, он рассеянно смотрел на проплывавшие мимо здания — то сверкающие хромом и стеклом многоэтажки, то старинные каменные домики — и двигавшихся в разных направлениях по таким же дорожкам людей. Дорожки поворачивали, пересекались, уходили во все стороны, создавая настоящий лабиринт, мигающий разнообразными стрелками и надписями.
Рабочая резиденция патриарха в Чистом переулке являлась одним из немногих сооружений, которые сохранились от старой Москвы: темно-желтое здание с белыми пилястрами и треугольным фронтоном. А вот внутренне убранство было устроено по-современному.
Патриарх Игнатий ждал Вениамина в своем рабочем кабинете за громоздким столом, раскрашенным под дуб. Оформление в зеленых тонах вызывало ощущение уюта и умиротворенности. Испросив благословения, отец Вениамин опустился в кресло перед столом, обведя взглядом многочисленные полки с книжными кубами и старинными книгами, напечатанными на бумаге, после чего вопросительно посмотрел на патриарха.
Тот некоторое время молчал, сложив перед собой руки шатром и положив на них подбородок. От его задумчивого взгляда становилось неуютно. Явно случилось что-то серьезное. Отец Вениамин даже задумался, не совершил ли он какой-нибудь проступок, но не смог припомнить за собой ничего криминального.
— Чадо, — наконец заговорил патриарх, — я позвал тебя сообщить, что царь настойчиво предлагает рукоположить тебя в епископы.
— Меня? — удивился отец Вениамин. — Но разве светская власть должна вмешиваться в это? Ведь кандидата представляет епископат и проверяет архиерейский собор.
— Всё так, чадо, — патриарх устало откинулся на спинку кресла, сложив жилистые руки на коленях, золотой наперсный крест коротко блеснул в солнечных лучах. — Но настоятельную рекомендацию царя тоже не следует игнорировать. Ты, конечно, пройдешь проверку Синода, но я лично уже уверен, что ты достоин.
Отец Вениамин удивленно посмотрел на патриарха Игнатия. Серьезно? Достоин управлять епархией, отвечать за души множества людей? Сам он не считал себя подходящим человеком для такой ответственности.
— Вот именно поэтому и достоин, — заявил патриарх, будто прочитав его мысли.
Отец Вениамин поморгал, окончательно растерявшись. Заметив его замешательство, патриарх Игнатий с улыбкой добавил:
— И я не читаю твои мысли — у тебя на лице всё написано.
Тысячи возражений и аргументов пронеслись в голове отца Вениамина, но прежде чем он успел хоть как-то привести их в порядок и высказать, патриарх строго заключил, перестав улыбаться:
— Не спорь, чадо. Считай, что это твой крест, который ты призван нести во славу Господа.
С такой постановкой вопроса оставалось только покорно склонить голову:
— Благословите, святейший владыко.
***
Рукополагали его в дворцовой церкви Константина и Елены. Небольшой, но богатый храм сверкал позолотой, был расписан великолепными фресками и мог похвастаться множеством старинных икон.
Народу было мало — придворные и министры на службы ходили редко или не ходили вовсе, так что дворцовая церковь посещалась исключительно царской семьей. На этот раз правда пришли несколько министров, в том числе и Раменский, то ли полюбоваться на торжественное зрелище, то ли еще по каким-то причинам. Но как только началась служба, отец Вениамин забыл обо всех присутствующих, сосредоточившись на таинстве.
Он по-прежнему чувствовал себя недостойным возлагаемого на него чина, к тому же не имел ни малейшего представления об управлении. Что он будет делать с вверенными ему городами? Но в то же время общая молитва собравшихся для его рукоположения архиереев озаряла душу ясностью и спокойствием. Будто свет омывал его, прогоняя страхи и неуверенность.
Когда, благословив народ по окончании службы, отец Вениамин вышел из алтаря, к нему тут же подошел царь, облаченный в праздничную пурпурную мантию. Царица Анастасия, в волнообразно-треугольном платье со множеством складок, следовала за ним словно тень.
— Поздравляю, владыко, — улыбнулся царь Петр, — благослови.
Отец Вениамин осенил крестным знамением царскую семью, и наткнулся на ехидный и почему-то довольный взгляд Раменского. Он тоже поздравил новоиспеченного епископа, но таким тоном, будто проклинал. Отец Вениамин привычно проигнорировал его враждебность.
Стоило царю отступить, как к Вениамину подлетела мать. С высокой прической по последнему писку моды, в вызывающе коротком облегающем платье без рукавов, зато с оплечьем в виде широких черно-белых кругов.
— Олеженька, я так рада за тебя! — прощебетала она, на мгновение обняв его и поцеловав в щеку.
Отец Вениамин только обреченно вздохнул. Говорить, что он давно не Олег, и что не следует так прилюдно обращаться с иеромонахом, а тем более епископом — бесполезно. Он пробовал несколько раз, пока не сдался. К счастью, мать быстро потеряла к нему интерес: продемонстрировав свои родительские чувства, она упорхнула.
А на следующий день отец Вениамин покинул дворец и столицу, чтобы отправиться в Новосибирск — свое новое место службы. Он всё еще беспокоился о том, что не сможет оправдать оказанное ему доверие, но одновременно испытывал облегчение от того, что больше не придется участвовать в придворной жизни.
@темы: творчество, роман без названия
И... ощущается-таки как антиутопия. Уже, с самого начала. Несмотря на роскошь и сверхтехнологии, чувство сходу возникает такое, что это довольно-таки недоброе будущее. Как знать, может, даже и пострашнее нынешних реалий. И это еще война не началась - что-то будет дальше!.. Респект тебе большой - впечатления сильные
С успешным освоением нового жанра, и вдохновения тебе!
Спасибо большое. Я рада, что впечатлила.