Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь (с)
Глава 4
читать дальшеНа улице бушевала ставшая теперь постоянной вьюга, завывания которой было слышно даже сквозь толстые стены храма. От мощных порывов ветра дребезжали окна. И все-таки внутри храма царила тишина — та особая тишина, которая бывает только в церкви, что бы ни творилось снаружи.
Служить литургию стало не на чем — ни хлеба, ни вина не осталось, — но люди продолжали собираться в храме для общей молитвы. Правда, было их совсем мало — около тридцати прихожан терялись в огромном соборе. К этому времени везде, где только можно, сложили глиняные печи, как в старину, но топливо приходилось экономить и тепла печки не хватало на обогрев обширного пространства собора, так что люди кучкой собирались возле нее, пытаясь согреться.
Вениамин с грустью, но и с радостью смотрел на этих людей: голодных, замерзающих, с великим трудом справляющихся с выпавшими на их долю испытаниями, но всё же не потерявших духовных ориентиров, оставшихся верными Христу. Пусть их было ничтожно мало, но они были.
После молебна люди немедленно обступили Вениамина. На исхудавших лицах остались одни глаза, которые так доверчиво смотрели на него, что становилось неуютно. Страшно не оправдать это доверие.
У Марианны сестра наложила на себя руки, не выдержав такой жизни. И она боялась, что муж последует за ней, забыв о том, что у них маленький сын. Такое в последнее время случалось всё чаще. Люди накладывали на себя руки, не в силах справиться с трудностями. Другие умирали от голода и холода — особенно старики и маленькие дети. В последнее время Вениамин почти каждый день кого-нибудь отпевал. Иногда сразу по несколько человек.
Другие жаловались, что консервы и драгоценную чистую воду, добываемую из артезианской скважины прямо за городом, распределяют несправедливо. Что было правдой: люди, назначенные властями на эту работу, очень быстро поняли выгоду и почти вседозволенность своего положения. Но он ничем не мог здесь помочь.
— Мы можем попробовать вырыть собственную скважину, — вдруг раздался голос.
Вениамин повернулся к говорившему — молодому светловолосому парню в сером пуховике. Он не принадлежал к числу постоянных прихожан — Вениамин не знал его, — но всё же ему казалось, будто он видит этого парня не впервые.
— Вы уже бывали в нашей общине? Мне кажется, я где-то вас видел, — спросил Вениамин, задумчиво склонив голову.
— Видели, владыка, — парень нервно улыбнулся, сцепив ладони в замок. — Помните, вы как-то остановили двух вандалов, громивших магазин? Я был одним из них.
— О, — медленно произнес Вениамин, вглядываясь в него по-новому. — Теперь припоминаю.
С тех пор прошло несколько месяцев, но даже если бы Вениамин обладал фотографической памятью, которой он не обладал, он не узнал бы этого парня. В стоявшем напротив молодом человеке, с напряженной надеждой смотревшим на него серыми глазами, ничто не напоминало жестокие черты вандала с презрительной ухмылкой. Вениамин улыбнулся:
— Добро пожаловать. Так что вы говорили о скважине? Как вас зовут, кстати?
— Роман, — парень моргнул, будто не ожидал такого радушия, а потом неожиданно солнечно улыбнулся. — Мы могли бы прорыть собственную скважину — пить сами и делиться с нуждающимися.
— Я думал об этом, — кивнул Вениамин. — Но копать вручную промерзшую землю на огромную глубину…
— Не вручную, — довольно заявил Роман. — Во всяком случае, не лопатами. У меня есть пара ручных буров.
— Но они работают на электричестве, — возразили из кучки с интересом прислушивавшихся прихожан.
— Могут и на батарее, — возразил Роман и, прежде чем кто-нибудь успел заметить, что невелика разница, добавил: — Батареи мы делаем сами. Я химик по образованию. А необходимые реактивы сейчас можно достать, если постараться.
Вениамин нахмурился, подозревая нелегальные способы получения реактивов. Заметив его неодобрительный взгляд, Роман поспешил заверить:
— Не беспокойтесь, владыка — никакого разбоя. Я с этим завязал.
Вениамин слегка улыбнулся и многозначительно заметил:
— Это хорошо. Но помимо разбоя существует множество других незаконных способов…
— Это да, — ухмыльнулся Роман будто даже с гордостью, а потом поспешно добавил: — Но могу вас заверить: всё законно — просто одно из средств оплаты услуг.
Да, действительно. Деньги окончательно обесценились. Ими уже никто не пользовался, и общество перешло к отношениям товарообмена. Люди платили, кто чем мог: трудом, запасами еды, лекарствами, оружием, инструментами.
— Хорошо, — кивнул Вениамин, в сердце зажглась надежда на хоть какое-то улучшение положения людей. — Можно попробовать.
— У меня есть друг геолог, — подал голос Виталий Сергеевич — седой немного сгорбленный мужчина. — Он может поискать место, где бурить.
На том и порешили, договорившись встретиться на следующий день, чтобы уже приступить к работе.
После чего кто-то отправился на работу (кто еще сохранил ее, а таких было немного), а остальные занялись каждый своим волонтерским делом. С активным участием неравнодушных Вениамин организовал помощь тем, кто в ней нуждался. Его люди ухаживали за больными и немощными, старались добыть хотя бы немного побольше еды и воды для тех, кто совсем ослабел, приносили топливо тем, кто уже не в состоянии был выйти из дома, умудрялись доставать даже лекарства, которые нынче были особенным дефицитом.
Сам Вениамин в сопровождении неизменных Андрея и Максима собирался уходить, погасив печь, когда к нему подошла Настя — хрупкая большеглазая девушка.
— Владыка, могу я вам помочь? — с трепетом в голосе спросила она.
Вениамин тихонько вздохнул. Настя присоединилась к ним не так давно — после того, как ее мать и маленький брат замерзли насмерть из-за постоянного недоедания и нехватки топлива. Оставшихся без средств к существованию горожан власти снабжали — точнее пытались снабжать — самым необходимым, но этого чаще всего оказывалось недостаточно.
С первого же дня Настя смотрела на Вениамина с преданным обожанием и явно относилась к нему совсем не так, как следовало бы девушке относиться к монаху и епископу. Осторожные намеки она то ли не понимала, то ли просто пропускала мимо ушей. И Вениамин уже подумывал, не поговорить ли с ней более резко.
Однако на этот раз он решил ограничиться мягким предложением:
— Лучше помогите Виталию, — он кивнул на юношу, как раз выходившего на улицу, — ему понадобится помощь санитарки.
Настя поникла, в серо-зеленых глазах мелькнуло разочарование, но возражать она не стала и ушла догонять Виталия. Вениамин только головой покачал, посмотрев ей вслед. Максим с Андреем хихикнули, переглянувшись. Вениамин одарил их укоризненным взглядом: «Вовсе не смешно».
— Не беспокойтесь, владыка, у нее пройдет со временем, — беспечно заметил Андрей. — Моя сестра в этом возрасте тоже влюблялась в кого ни попадя.
— Дай-то Бог, — вздохнул Вениамин.
На самом деле ему было искренне жаль девочку и не хотелось ненароком ее обидеть. Но где грань между тактичностью и попустительством? Впрочем, сейчас у него были более важные задачи, и он выкинул пока эту проблему из головы. Надев респиратор, без которого теперь невозможно было покинуть помещение, он вышел наружу и запер храм.
На улице царил уже ставший привычным полумрак, небо по-прежнему затягивали черные тучи. Еще больше видимость ухудшала вьюга, взметавшая вихри серого снега, швыряя их в лицо. Снег залеплял защитные очки, из-за чего продвигаться приходилось медленно и чуть ли не наощупь. Не говоря уже о жутком холоде, пробиравшем до костей, несмотря на слои одежды.
Пустой желудок урчал, требуя пищи. Но Вениамин знал, что поесть хоть что-нибудь придется еще не скоро, и привычно старался игнорировать чувство голода. Получалось не то чтобы очень хорошо, но выбора-то всё равно не было. Во всяком случае, он мог порадоваться, что голод был всё же не настолько силен, чтобы затуманивать рассудок. Лишь вызывал физическую слабость.
Редкие прохожие мелькали смутными тенями, да время от времени появлялись огни: некоторые умудрялись доставать (а может, делать самостоятельно) батареи для фонариков или чего-то вроде того. Жечь на факелы драгоценное топливо не решались даже самые безответственные.
Возле пункта раздачи воды и пайков уже собралась очередь. Впрочем, скорее всего она и не расходилась. Люди там толклись постоянно в надежде, что им перепадет что-то сверх положенной по карточкам нормы. Когда Вениамин с Андреем и Максимом встали в конце очереди, никто не обратил на них внимания. Некоторые вяло переговаривались, но большинство угрюмо молчало. Люди притоптывали, а то и подпрыгивали, чтобы не замерзнуть от долгого стояния на месте. Правда, энергии хватало ненадолго, и они снова замирали — темные, худые, молчаливые, почти бесшумные. Прямо как тени царства мертвых в греческой мифологии.
И только возле самого пункта раздачи тени оживали — начинали спорить, просить, возмущаться, ругаться, умолять. Временами дело доходило даже до драки. Но их быстро успокаивали, поскольку рядом с пунктами раздачи всегда дежурили вооруженные полицейские. Предупредительных выстрелов в воздух они не делали — патроны, как и всё остальное, стали дефицитом. Стреляли сразу в возмутителей. Правда, целились в руку или в ногу, чтобы не убить. Хотя неизвестно, что было бы милосерднее — в нынешних условиях от такого ранения чаще всего не оправлялись. И умирали в любом случае, только гораздо дольше и мучительнее. Поэтому стоило полицейскому вынуть пистолет из кобуры, как смутьяны немедленно успокаивались.
Когда подошла очередь Вениамина, и он протянул сразу несколько карточек, стоявший сзади мужчина в замызганном пуховике громко возмутился:
— А чего это у тебя лишние карточки? Откуда взял, а?
Лица за респиратором и защитными очками было не разобрать, но судя по голосу, он был довольно молодым.
— Тебе какое дело? — раздраженно ответил раздающий.
Мужик тут же ощетинился, и Вениамин поспешил объяснить в попытке уладить конфликт миром:
— Я беру не для себя, а для людей, которые не могут выйти из дома.
— Почем мне знать, что ты не врешь, а? — вызывающе возразил мужик, и в толпе позади согласно загудели.
Вениамин вздохнул и посмотрел ему прямо в глаза, негромко, но с нажимом сказав:
— Вы можете помочь нам разнести паек нуждающимся. Лишним рукам мы всегда рады.
Мужчина опешил, поморгал, а потом вскинул голову и с прежним вызовом заявил:
— А вот и помогу!
Вениамин улыбнулся и вручил ему одну из порций:
— Прекрасно, — и повернулся к ожидающей очереди: — Еще желающие есть?
Желающих больше не нашлось, да он на это и не рассчитывал — просто предложить работу зачастую было самым действенным способом погасить ропот.
— Меня Николаем звать, — уже далеко не так воинственно представился случайный помощник, когда они отошли от точки раздачи и направились по первому адресу.
— Вениамин, — представился Вениамин, не называя своего сана, — а это Максим и Андрей.
Оба кивнули новому знакомому и вопросительно посмотрели на Вениамина: мол, почему, владыка, не представились, как положено? Он пожал плечами. Просто интуитивно почувствовал, что так будет лучше. Да и какое это имеет сейчас значение?
Зайдя в темный подъезд и плотно закрыв за собой дверь, Вениамин с облегчением снял очки и респиратор. И вот тут приходилось продвигаться действительно на ощупь — без всяких «почти». Но Вениамину было не впервой — он успел уже натренироваться в таком передвижении вслепую. Да и не только он — все они, не сразу, с трудом, но научились обходиться без электричества. А что им еще оставалось?
Двигаясь вдоль стен и ведя по ним ладонью, а в другой руке держа пайки, сложенные в мешок, он добрался до лестницы и начал подниматься. Спутники последовали за ним. Наверху хлопнула дверь одной из квартир, и Вениамин почти физически почувствовал, как насторожились телохранители за его спиной. Но сам продолжил спокойно идти вперед, про себя считая пролеты. Не то чтобы ему совсем не было страшно. Доведенные до отчаяния люди всё чаще начинали вести себя как звери, и любая встреча могла стать роковой. Но Вениамин не позволял страху останавливать себя.
Медленные шаркающие шаги приблизились и остановились, когда они добрались до третьего этажа. Видимо, тот человек тоже услышал их и либо испугался, либо что-то затевал.
— Кто здесь? — неуверенно спросил глухой женский голос, подтверждая первое предположение.
— Не бойтесь, мы не причиним вам вреда, — ответил Вениамин и поднялся на несколько ступенек, чтобы оказаться на уровне небольшого окна на лестничной площадке.
Оно давало не слишком много света, но привыкшим к полной тьме глазам и этого было достаточно. Во всяком случае, можно было разглядеть фигуры и — смутно — лицо.
— О, отец Вениамин, это вы? — с облегчением выдохнула женщина. — А я как раз иду вас встречать — подумала, может, помочь надо.
— Не стоило, Екатерина Ивановна, — Вениамин наконец узнал собеседницу. — Вам следует поберечь силы.
Екатерина Ивановна была сестрой той женщины, к которой они шли. И хотя в отличие от совсем не встающей сестры, она еще могла передвигаться, это давалось ей с трудом. Однако она всегда стремилась делать хоть что-то, помогать сестре по мере своих сил, а порой и сверх них.
— Да бросьте, батюшка, — отмахнулась она, — не такая уж я и развалина.
— Батюшка? — раздался сзади тихий удивленный голос Николая.
Вениамин не стал оборачиваться, вместо этого ответив Екатерине Ивановне:
— Конечно, нет. Но силы надо беречь. Если еще и вы свалитесь, кто будет ухаживать за вашей сестрой?
Екатерина Ивановна явно хотела возразить, но передумала. Пожав плечами, она сказала:
— Давайте хотя бы помогу фляги нести.
— Обижаете, Екатерина Ивановна, — весело ответил сзади Андрей. — Неужели мы, четверо здоровых мужчин, будем заставлять женщину таскать тяжести?
Насчет тяжестей он, конечно, преувеличил — пайки были слишком мизерными, чтобы быть по-настоящему тяжелыми, но попытку свести всё к шутке Екатерина Ивановна оценила. Она тихонько засмеялась и кивнула, после чего развернулась, чтобы подняться обратно к квартире. Они последовали за ней.
Пока Екатерина Ивановна кормила сестру — она не только не ходила, но и вообще с трудом двигалась и даже держать ложку ей было тяжело, — а потом Вениамин исповедовал ее и говорил по душам, Андрей с Максимом увели Николая в другую сторону. Вероятно, занять его работой по хозяйству. А когда они вышли из квартиры, Николай был задумчив и молчалив. Он слегка хмурился, покусывал губы и не произнес ни слова всё время, что они навещали других нуждающихся в помощи.
Но вот они вышли из последнего дома, и Вениамин с улыбкой благословил Николая:
— Спасибо за помощь.
Тот неуверенно склонил голову перед благословляющим жестом и вдруг спросил:
— Можно с вами поговорить?
— Конечно, — Вениамин одарил его заинтересованным взглядом. — Хотите присоединиться к нам за обедом? Яств не обещаем, но что есть, тем поделимся.
Николай растерянно моргнул, а потом с коротким смешком кивнул.
И они вместе вернулись в епископскую резиденцию.
То, что Вениамин гордо назвал обедом, на самом деле представляло собой три банки консервов и флягу воды на восемь человек. Вообще на сутки каждому полагался паек в одну банку и одну флягу, но они зачастую отдавали свою долю больным и совсем ослабевшим. А потом оставшиеся пайки делили на всех.
Собирались они в столовой епископской резиденции — и для еды, и для совещаний. Она была меньше, чем конференц-зал, а следовательно в ней проще было поддерживать относительное тепло. За исключением спальни Вениамина, это было единственное отапливаемое помещение в резиденции.
Посмотрев, как Евдокия Филипповна разделяет на всех скудную трапезу, Николай после недолгого колебания достал из глубин серого пуховика свой паек и добавил к общему столу. Для того, кто еще недавно возмущался наличием лишних карточек у незнакомого человека, это был героический поступок.
Здесь, в тусклом свете печки Вениамин смог наконец по-настоящему разглядеть его. На вид около сорока, хотя внешность могла быть обманчива: от тяжелых условий люди выглядели истощенными и измученными, — неровно остриженные темно-русые волосы, карие в глаза, в которых не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. Хотя нет, именно сейчас в глазах Николая появилась искра — словно он проснулся от тяжелого сна.
За обедом, вопреки высказанному желанию поговорить, Николай молчал, сосредоточенно о чем-то размышляя. Возможно, не хотел говорить при остальных. Вениамин не стал его подталкивать — захочет, сам скажет — и сосредоточился на обсуждении ближайших задач со своей командой. И только, когда основные вопросы решили и все разошлись по делам, Николай неуверенно посмотрел на Вениамина.
— Вы хотели о чем-то поговорить? — подбодрил его Вениамин.
Николай кивнул, пожевал губу, а потом посмотрел прямо в глаза:
— Скажите, батюшка, почему Бог допускает такое? Ведь как мы живем сейчас — это настоящий ад.
Вениамин с легкой улыбкой качнул головой:
— Я бы на вашем месте не делал столь смелых утверждений. Вы не были в аду, чтобы сравнивать. Что касается вашего вопроса. А не следствие ли нынешняя ситуация наших собственных выборов? Не мы ли своими руками довели до этого?
Николай нахмурился:
— Хорошо, согласен — те, кто начали войну, сами напросились. Но лично я этого выбора не делал. Так за что я страдаю?
Не успел Вениамин ничего ответить, как Николай махнул рукой, словно отметая все аргументы, и продолжил:
— Ну ладно — я. Полагаю, мне есть, за что расплачиваться. А дети?
Вениамин покачал головой:
— Вы неправильно ставите вопрос. Не «за что?», а «для чего?» Да, у происходящего в этом мире есть причина, вызванная нашими собственными действиями, всей нашей жизнью. Но есть и высший замысел, к которому Господь ведет нас. Да, зачастую через испытания и скорби, которые не нравятся нам, но они нужны, чтобы мы извлекли из них урок. Многие уроки тяжело нам даются. Но, если мы поставлены в такие условия, значит, иначе нельзя. Значит, по-другому мы не понимали. Посредством скорбей очищается душа, становится мудрее.
Николай прикусил губу, задумавшись. И Вениамин мягко заключил:
— А главное, помните: в любых скорбях Господь всегда рядом. Он всегда протягивает нам руку, чтобы помочь справиться, пройти сквозь терния. Надо только принять Его руку, а не отталкивать, не отворачиваться, горделиво решив, что справишься со всем сам. Не справишься.
— Я… — оборвав себя, Николай снова замолчал, уставившись в потертую столешницу.
Наверное, прошло несколько минут — Вениамин не давил на него, не подталкивал, просто ждал. Наконец, Николай поднял голову и криво улыбнулся, посмотрев ему в глаза.
— Кажется, я понял, что вы имеете в виду. Не уверен, что полностью согласен, но в этом есть смысл. И я… мне хотелось бы научиться этот смысл принимать.
— Тогда добро пожаловать, — Вениамин встал и протянул ему руку, которую Николай, в свою очередь поднявшись из-за стола, неуверенно пожал. — Лучший способ наполнить жизнь смыслом — помогать тем, кто нуждается в помощи.
— Да, с этим я согласен, — улыбка Николая стала более настоящей и искренней. — Спасибо.
— Обращайтесь, — серьезно ответил Вениамин.
читать дальшеНа улице бушевала ставшая теперь постоянной вьюга, завывания которой было слышно даже сквозь толстые стены храма. От мощных порывов ветра дребезжали окна. И все-таки внутри храма царила тишина — та особая тишина, которая бывает только в церкви, что бы ни творилось снаружи.
Служить литургию стало не на чем — ни хлеба, ни вина не осталось, — но люди продолжали собираться в храме для общей молитвы. Правда, было их совсем мало — около тридцати прихожан терялись в огромном соборе. К этому времени везде, где только можно, сложили глиняные печи, как в старину, но топливо приходилось экономить и тепла печки не хватало на обогрев обширного пространства собора, так что люди кучкой собирались возле нее, пытаясь согреться.
Вениамин с грустью, но и с радостью смотрел на этих людей: голодных, замерзающих, с великим трудом справляющихся с выпавшими на их долю испытаниями, но всё же не потерявших духовных ориентиров, оставшихся верными Христу. Пусть их было ничтожно мало, но они были.
После молебна люди немедленно обступили Вениамина. На исхудавших лицах остались одни глаза, которые так доверчиво смотрели на него, что становилось неуютно. Страшно не оправдать это доверие.
У Марианны сестра наложила на себя руки, не выдержав такой жизни. И она боялась, что муж последует за ней, забыв о том, что у них маленький сын. Такое в последнее время случалось всё чаще. Люди накладывали на себя руки, не в силах справиться с трудностями. Другие умирали от голода и холода — особенно старики и маленькие дети. В последнее время Вениамин почти каждый день кого-нибудь отпевал. Иногда сразу по несколько человек.
Другие жаловались, что консервы и драгоценную чистую воду, добываемую из артезианской скважины прямо за городом, распределяют несправедливо. Что было правдой: люди, назначенные властями на эту работу, очень быстро поняли выгоду и почти вседозволенность своего положения. Но он ничем не мог здесь помочь.
— Мы можем попробовать вырыть собственную скважину, — вдруг раздался голос.
Вениамин повернулся к говорившему — молодому светловолосому парню в сером пуховике. Он не принадлежал к числу постоянных прихожан — Вениамин не знал его, — но всё же ему казалось, будто он видит этого парня не впервые.
— Вы уже бывали в нашей общине? Мне кажется, я где-то вас видел, — спросил Вениамин, задумчиво склонив голову.
— Видели, владыка, — парень нервно улыбнулся, сцепив ладони в замок. — Помните, вы как-то остановили двух вандалов, громивших магазин? Я был одним из них.
— О, — медленно произнес Вениамин, вглядываясь в него по-новому. — Теперь припоминаю.
С тех пор прошло несколько месяцев, но даже если бы Вениамин обладал фотографической памятью, которой он не обладал, он не узнал бы этого парня. В стоявшем напротив молодом человеке, с напряженной надеждой смотревшим на него серыми глазами, ничто не напоминало жестокие черты вандала с презрительной ухмылкой. Вениамин улыбнулся:
— Добро пожаловать. Так что вы говорили о скважине? Как вас зовут, кстати?
— Роман, — парень моргнул, будто не ожидал такого радушия, а потом неожиданно солнечно улыбнулся. — Мы могли бы прорыть собственную скважину — пить сами и делиться с нуждающимися.
— Я думал об этом, — кивнул Вениамин. — Но копать вручную промерзшую землю на огромную глубину…
— Не вручную, — довольно заявил Роман. — Во всяком случае, не лопатами. У меня есть пара ручных буров.
— Но они работают на электричестве, — возразили из кучки с интересом прислушивавшихся прихожан.
— Могут и на батарее, — возразил Роман и, прежде чем кто-нибудь успел заметить, что невелика разница, добавил: — Батареи мы делаем сами. Я химик по образованию. А необходимые реактивы сейчас можно достать, если постараться.
Вениамин нахмурился, подозревая нелегальные способы получения реактивов. Заметив его неодобрительный взгляд, Роман поспешил заверить:
— Не беспокойтесь, владыка — никакого разбоя. Я с этим завязал.
Вениамин слегка улыбнулся и многозначительно заметил:
— Это хорошо. Но помимо разбоя существует множество других незаконных способов…
— Это да, — ухмыльнулся Роман будто даже с гордостью, а потом поспешно добавил: — Но могу вас заверить: всё законно — просто одно из средств оплаты услуг.
Да, действительно. Деньги окончательно обесценились. Ими уже никто не пользовался, и общество перешло к отношениям товарообмена. Люди платили, кто чем мог: трудом, запасами еды, лекарствами, оружием, инструментами.
— Хорошо, — кивнул Вениамин, в сердце зажглась надежда на хоть какое-то улучшение положения людей. — Можно попробовать.
— У меня есть друг геолог, — подал голос Виталий Сергеевич — седой немного сгорбленный мужчина. — Он может поискать место, где бурить.
На том и порешили, договорившись встретиться на следующий день, чтобы уже приступить к работе.
После чего кто-то отправился на работу (кто еще сохранил ее, а таких было немного), а остальные занялись каждый своим волонтерским делом. С активным участием неравнодушных Вениамин организовал помощь тем, кто в ней нуждался. Его люди ухаживали за больными и немощными, старались добыть хотя бы немного побольше еды и воды для тех, кто совсем ослабел, приносили топливо тем, кто уже не в состоянии был выйти из дома, умудрялись доставать даже лекарства, которые нынче были особенным дефицитом.
Сам Вениамин в сопровождении неизменных Андрея и Максима собирался уходить, погасив печь, когда к нему подошла Настя — хрупкая большеглазая девушка.
— Владыка, могу я вам помочь? — с трепетом в голосе спросила она.
Вениамин тихонько вздохнул. Настя присоединилась к ним не так давно — после того, как ее мать и маленький брат замерзли насмерть из-за постоянного недоедания и нехватки топлива. Оставшихся без средств к существованию горожан власти снабжали — точнее пытались снабжать — самым необходимым, но этого чаще всего оказывалось недостаточно.
С первого же дня Настя смотрела на Вениамина с преданным обожанием и явно относилась к нему совсем не так, как следовало бы девушке относиться к монаху и епископу. Осторожные намеки она то ли не понимала, то ли просто пропускала мимо ушей. И Вениамин уже подумывал, не поговорить ли с ней более резко.
Однако на этот раз он решил ограничиться мягким предложением:
— Лучше помогите Виталию, — он кивнул на юношу, как раз выходившего на улицу, — ему понадобится помощь санитарки.
Настя поникла, в серо-зеленых глазах мелькнуло разочарование, но возражать она не стала и ушла догонять Виталия. Вениамин только головой покачал, посмотрев ей вслед. Максим с Андреем хихикнули, переглянувшись. Вениамин одарил их укоризненным взглядом: «Вовсе не смешно».
— Не беспокойтесь, владыка, у нее пройдет со временем, — беспечно заметил Андрей. — Моя сестра в этом возрасте тоже влюблялась в кого ни попадя.
— Дай-то Бог, — вздохнул Вениамин.
На самом деле ему было искренне жаль девочку и не хотелось ненароком ее обидеть. Но где грань между тактичностью и попустительством? Впрочем, сейчас у него были более важные задачи, и он выкинул пока эту проблему из головы. Надев респиратор, без которого теперь невозможно было покинуть помещение, он вышел наружу и запер храм.
На улице царил уже ставший привычным полумрак, небо по-прежнему затягивали черные тучи. Еще больше видимость ухудшала вьюга, взметавшая вихри серого снега, швыряя их в лицо. Снег залеплял защитные очки, из-за чего продвигаться приходилось медленно и чуть ли не наощупь. Не говоря уже о жутком холоде, пробиравшем до костей, несмотря на слои одежды.
Пустой желудок урчал, требуя пищи. Но Вениамин знал, что поесть хоть что-нибудь придется еще не скоро, и привычно старался игнорировать чувство голода. Получалось не то чтобы очень хорошо, но выбора-то всё равно не было. Во всяком случае, он мог порадоваться, что голод был всё же не настолько силен, чтобы затуманивать рассудок. Лишь вызывал физическую слабость.
Редкие прохожие мелькали смутными тенями, да время от времени появлялись огни: некоторые умудрялись доставать (а может, делать самостоятельно) батареи для фонариков или чего-то вроде того. Жечь на факелы драгоценное топливо не решались даже самые безответственные.
Возле пункта раздачи воды и пайков уже собралась очередь. Впрочем, скорее всего она и не расходилась. Люди там толклись постоянно в надежде, что им перепадет что-то сверх положенной по карточкам нормы. Когда Вениамин с Андреем и Максимом встали в конце очереди, никто не обратил на них внимания. Некоторые вяло переговаривались, но большинство угрюмо молчало. Люди притоптывали, а то и подпрыгивали, чтобы не замерзнуть от долгого стояния на месте. Правда, энергии хватало ненадолго, и они снова замирали — темные, худые, молчаливые, почти бесшумные. Прямо как тени царства мертвых в греческой мифологии.
И только возле самого пункта раздачи тени оживали — начинали спорить, просить, возмущаться, ругаться, умолять. Временами дело доходило даже до драки. Но их быстро успокаивали, поскольку рядом с пунктами раздачи всегда дежурили вооруженные полицейские. Предупредительных выстрелов в воздух они не делали — патроны, как и всё остальное, стали дефицитом. Стреляли сразу в возмутителей. Правда, целились в руку или в ногу, чтобы не убить. Хотя неизвестно, что было бы милосерднее — в нынешних условиях от такого ранения чаще всего не оправлялись. И умирали в любом случае, только гораздо дольше и мучительнее. Поэтому стоило полицейскому вынуть пистолет из кобуры, как смутьяны немедленно успокаивались.
Когда подошла очередь Вениамина, и он протянул сразу несколько карточек, стоявший сзади мужчина в замызганном пуховике громко возмутился:
— А чего это у тебя лишние карточки? Откуда взял, а?
Лица за респиратором и защитными очками было не разобрать, но судя по голосу, он был довольно молодым.
— Тебе какое дело? — раздраженно ответил раздающий.
Мужик тут же ощетинился, и Вениамин поспешил объяснить в попытке уладить конфликт миром:
— Я беру не для себя, а для людей, которые не могут выйти из дома.
— Почем мне знать, что ты не врешь, а? — вызывающе возразил мужик, и в толпе позади согласно загудели.
Вениамин вздохнул и посмотрел ему прямо в глаза, негромко, но с нажимом сказав:
— Вы можете помочь нам разнести паек нуждающимся. Лишним рукам мы всегда рады.
Мужчина опешил, поморгал, а потом вскинул голову и с прежним вызовом заявил:
— А вот и помогу!
Вениамин улыбнулся и вручил ему одну из порций:
— Прекрасно, — и повернулся к ожидающей очереди: — Еще желающие есть?
Желающих больше не нашлось, да он на это и не рассчитывал — просто предложить работу зачастую было самым действенным способом погасить ропот.
— Меня Николаем звать, — уже далеко не так воинственно представился случайный помощник, когда они отошли от точки раздачи и направились по первому адресу.
— Вениамин, — представился Вениамин, не называя своего сана, — а это Максим и Андрей.
Оба кивнули новому знакомому и вопросительно посмотрели на Вениамина: мол, почему, владыка, не представились, как положено? Он пожал плечами. Просто интуитивно почувствовал, что так будет лучше. Да и какое это имеет сейчас значение?
Зайдя в темный подъезд и плотно закрыв за собой дверь, Вениамин с облегчением снял очки и респиратор. И вот тут приходилось продвигаться действительно на ощупь — без всяких «почти». Но Вениамину было не впервой — он успел уже натренироваться в таком передвижении вслепую. Да и не только он — все они, не сразу, с трудом, но научились обходиться без электричества. А что им еще оставалось?
Двигаясь вдоль стен и ведя по ним ладонью, а в другой руке держа пайки, сложенные в мешок, он добрался до лестницы и начал подниматься. Спутники последовали за ним. Наверху хлопнула дверь одной из квартир, и Вениамин почти физически почувствовал, как насторожились телохранители за его спиной. Но сам продолжил спокойно идти вперед, про себя считая пролеты. Не то чтобы ему совсем не было страшно. Доведенные до отчаяния люди всё чаще начинали вести себя как звери, и любая встреча могла стать роковой. Но Вениамин не позволял страху останавливать себя.
Медленные шаркающие шаги приблизились и остановились, когда они добрались до третьего этажа. Видимо, тот человек тоже услышал их и либо испугался, либо что-то затевал.
— Кто здесь? — неуверенно спросил глухой женский голос, подтверждая первое предположение.
— Не бойтесь, мы не причиним вам вреда, — ответил Вениамин и поднялся на несколько ступенек, чтобы оказаться на уровне небольшого окна на лестничной площадке.
Оно давало не слишком много света, но привыкшим к полной тьме глазам и этого было достаточно. Во всяком случае, можно было разглядеть фигуры и — смутно — лицо.
— О, отец Вениамин, это вы? — с облегчением выдохнула женщина. — А я как раз иду вас встречать — подумала, может, помочь надо.
— Не стоило, Екатерина Ивановна, — Вениамин наконец узнал собеседницу. — Вам следует поберечь силы.
Екатерина Ивановна была сестрой той женщины, к которой они шли. И хотя в отличие от совсем не встающей сестры, она еще могла передвигаться, это давалось ей с трудом. Однако она всегда стремилась делать хоть что-то, помогать сестре по мере своих сил, а порой и сверх них.
— Да бросьте, батюшка, — отмахнулась она, — не такая уж я и развалина.
— Батюшка? — раздался сзади тихий удивленный голос Николая.
Вениамин не стал оборачиваться, вместо этого ответив Екатерине Ивановне:
— Конечно, нет. Но силы надо беречь. Если еще и вы свалитесь, кто будет ухаживать за вашей сестрой?
Екатерина Ивановна явно хотела возразить, но передумала. Пожав плечами, она сказала:
— Давайте хотя бы помогу фляги нести.
— Обижаете, Екатерина Ивановна, — весело ответил сзади Андрей. — Неужели мы, четверо здоровых мужчин, будем заставлять женщину таскать тяжести?
Насчет тяжестей он, конечно, преувеличил — пайки были слишком мизерными, чтобы быть по-настоящему тяжелыми, но попытку свести всё к шутке Екатерина Ивановна оценила. Она тихонько засмеялась и кивнула, после чего развернулась, чтобы подняться обратно к квартире. Они последовали за ней.
Пока Екатерина Ивановна кормила сестру — она не только не ходила, но и вообще с трудом двигалась и даже держать ложку ей было тяжело, — а потом Вениамин исповедовал ее и говорил по душам, Андрей с Максимом увели Николая в другую сторону. Вероятно, занять его работой по хозяйству. А когда они вышли из квартиры, Николай был задумчив и молчалив. Он слегка хмурился, покусывал губы и не произнес ни слова всё время, что они навещали других нуждающихся в помощи.
Но вот они вышли из последнего дома, и Вениамин с улыбкой благословил Николая:
— Спасибо за помощь.
Тот неуверенно склонил голову перед благословляющим жестом и вдруг спросил:
— Можно с вами поговорить?
— Конечно, — Вениамин одарил его заинтересованным взглядом. — Хотите присоединиться к нам за обедом? Яств не обещаем, но что есть, тем поделимся.
Николай растерянно моргнул, а потом с коротким смешком кивнул.
И они вместе вернулись в епископскую резиденцию.
То, что Вениамин гордо назвал обедом, на самом деле представляло собой три банки консервов и флягу воды на восемь человек. Вообще на сутки каждому полагался паек в одну банку и одну флягу, но они зачастую отдавали свою долю больным и совсем ослабевшим. А потом оставшиеся пайки делили на всех.
Собирались они в столовой епископской резиденции — и для еды, и для совещаний. Она была меньше, чем конференц-зал, а следовательно в ней проще было поддерживать относительное тепло. За исключением спальни Вениамина, это было единственное отапливаемое помещение в резиденции.
Посмотрев, как Евдокия Филипповна разделяет на всех скудную трапезу, Николай после недолгого колебания достал из глубин серого пуховика свой паек и добавил к общему столу. Для того, кто еще недавно возмущался наличием лишних карточек у незнакомого человека, это был героический поступок.
Здесь, в тусклом свете печки Вениамин смог наконец по-настоящему разглядеть его. На вид около сорока, хотя внешность могла быть обманчива: от тяжелых условий люди выглядели истощенными и измученными, — неровно остриженные темно-русые волосы, карие в глаза, в которых не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. Хотя нет, именно сейчас в глазах Николая появилась искра — словно он проснулся от тяжелого сна.
За обедом, вопреки высказанному желанию поговорить, Николай молчал, сосредоточенно о чем-то размышляя. Возможно, не хотел говорить при остальных. Вениамин не стал его подталкивать — захочет, сам скажет — и сосредоточился на обсуждении ближайших задач со своей командой. И только, когда основные вопросы решили и все разошлись по делам, Николай неуверенно посмотрел на Вениамина.
— Вы хотели о чем-то поговорить? — подбодрил его Вениамин.
Николай кивнул, пожевал губу, а потом посмотрел прямо в глаза:
— Скажите, батюшка, почему Бог допускает такое? Ведь как мы живем сейчас — это настоящий ад.
Вениамин с легкой улыбкой качнул головой:
— Я бы на вашем месте не делал столь смелых утверждений. Вы не были в аду, чтобы сравнивать. Что касается вашего вопроса. А не следствие ли нынешняя ситуация наших собственных выборов? Не мы ли своими руками довели до этого?
Николай нахмурился:
— Хорошо, согласен — те, кто начали войну, сами напросились. Но лично я этого выбора не делал. Так за что я страдаю?
Не успел Вениамин ничего ответить, как Николай махнул рукой, словно отметая все аргументы, и продолжил:
— Ну ладно — я. Полагаю, мне есть, за что расплачиваться. А дети?
Вениамин покачал головой:
— Вы неправильно ставите вопрос. Не «за что?», а «для чего?» Да, у происходящего в этом мире есть причина, вызванная нашими собственными действиями, всей нашей жизнью. Но есть и высший замысел, к которому Господь ведет нас. Да, зачастую через испытания и скорби, которые не нравятся нам, но они нужны, чтобы мы извлекли из них урок. Многие уроки тяжело нам даются. Но, если мы поставлены в такие условия, значит, иначе нельзя. Значит, по-другому мы не понимали. Посредством скорбей очищается душа, становится мудрее.
Николай прикусил губу, задумавшись. И Вениамин мягко заключил:
— А главное, помните: в любых скорбях Господь всегда рядом. Он всегда протягивает нам руку, чтобы помочь справиться, пройти сквозь терния. Надо только принять Его руку, а не отталкивать, не отворачиваться, горделиво решив, что справишься со всем сам. Не справишься.
— Я… — оборвав себя, Николай снова замолчал, уставившись в потертую столешницу.
Наверное, прошло несколько минут — Вениамин не давил на него, не подталкивал, просто ждал. Наконец, Николай поднял голову и криво улыбнулся, посмотрев ему в глаза.
— Кажется, я понял, что вы имеете в виду. Не уверен, что полностью согласен, но в этом есть смысл. И я… мне хотелось бы научиться этот смысл принимать.
— Тогда добро пожаловать, — Вениамин встал и протянул ему руку, которую Николай, в свою очередь поднявшись из-за стола, неуверенно пожал. — Лучший способ наполнить жизнь смыслом — помогать тем, кто нуждается в помощи.
— Да, с этим я согласен, — улыбка Николая стала более настоящей и искренней. — Спасибо.
— Обращайтесь, — серьезно ответил Вениамин.
@темы: творчество, роман без названия
Прямо как тени царства мертвых в греческой мифологии.
Вот да, очень схожие ощущения возникают.
Вообще мороз по коже от того, через какие испытания приходится проходить людям, которых жизнь к этому не готовила... Но вместе с тем - в таких испытаниях познается человек, и это очень ярко здесь показано.
И вот здесь очень сильно и хорошо сказано.
Но есть и высший замысел, к которому Господь ведет нас. Да, зачастую через испытания и скорби, которые не нравятся нам, но они нужны, чтобы мы извлекли из них урок. Многие уроки тяжело нам даются. Но, если мы поставлены в такие условия, значит, иначе нельзя. Значит, по-другому мы не понимали. Посредством скорбей очищается душа, становится мудрее.
Николай прикусил губу, задумавшись. И Вениамин мягко заключил:
— А главное, помните: в любых скорбях Господь всегда рядом. Он всегда протягивает нам руку, чтобы помочь справиться, пройти сквозь терния. Надо только принять Его руку, а не отталкивать, не отворачиваться, горделиво решив, что справишься со всем сам. Не справишься.
Вдохновения тебе, с большим нетерпением буду ждать продолжения!
спасибо большое. Рада, что произвело впечатление)