Досмотрела.
В общем, от книги не осталось почти ничего. Но если забыть об этом, то фильм вполне себе хороший. И на прекрасного Теннанта в любом случае стоит посмотреть

@темы: сериалы, фильмы

Название: Папаши
Фандом: Ледибаг
Авторы: raliso, cygne
Беты: мы же
Герои, пейринг: Маринетт, Адриан, акума, Габриэль Агрест и некоторое количество глючных героев из других фандомов.
Жанр: трагикомедия, в некотором смысле кроссовер
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Примечание: Этот фанфик мы написали на юбилей нашего знакомства.
На заре своей фикрайтерской деятельности, я понимала, что мне нужна бы бета, но стеснялась обращаться к кому-то, поскольку думала: «А вдруг человеку неинтересно будет бетить мои фанфики, кому они нужны вообще». А потом 21 января 2012 года ко мне пришла raliso и сама предложила: «Хотите, я буду вашей бетой?» И понеслось…
Сегодня нашему творческому союзу исполняется 10 лет и за это время мы стали прекрасным тандемом.
Саммари: Когда у Маринетт был плохой день, посылать к ней акуму — не самая лучшая идея.

читать дальшеДень не задался с самого утра. Вернее, с ночи. После позднего сражения с акумой Маринетт рухнула в постель, сразу отключившись. И, конечно же, утром не услышала ни будильника, ни пытавшейся дозваться ее Тикки. Только мама, которая обеспокоилась тем, что Маринетт слишком уж долго не спускается, справилась с нелегкой задачей вытащить ее из кровати.
В результате Маринетт не успела позавтракать и опоздала на половину первого урока, которым по закону подлости была химия. И без того не очень-то жаловавшая ее мадам Менделеева встретила нерадивую ученицу таким взглядом, что Маринетт захотелось провалиться сквозь землю. Однако пришлось под веселые смешки одноклассников пройти к своему месту.
Выглядевший таким же сонным, как она, Адриан вдруг посмотрел на нее с неожиданно теплым сочувствием. Маринетт споткнулась и чуть не полетела плашмя на пол, только в последнюю секунду сумев удержаться на ногах. Наконец, она плюхнулась за свой стол и в отчаянии уронила на него голову, глухо стукнувшись лбом. Алья утешающе погладила ее по волосам, не решившись ничего сказать, чтобы не злить мадам Менделееву еще больше.
На этом злоключения Маринетт, конечно же, не закончились. Мадам Менделеева, видимо, в качестве мести за опоздание, вызвала ее рассказать строение атома гелия. С обреченностью идущего на казнь Маринетт поплелась к доске. В голове было абсолютно пусто. Какое там строение атома гелия — она бы сейчас даже по любимой истории не смогла бы ничего ответить.
Алья с Нино подсказывали, как могли, и Маринетт сумела пробормотать достаточно, чтобы заработать семерку. Ладно хоть не ноль. В ее нынешнем состоянии и это было достижением.
На перемене к ней прицепилась Хлоя с очередной глупостью — Маринетт даже не вникала в ее язвительные слова, мечтая только о двух вещах: поесть и поспать. И даже то, что Адриан вступился за нее, прогнав Хлою, почему-то не улучшило настроения.
На уроках Маринетт больше спала с открытыми глазами, чем слушала учителей. И в результате заработала пару восьмерок и даже шестерку. Кошмар. Как она будет всё это исправлять? От одной мысли о реакции родителей на ее сегодняшние оценки заболела голова, которая и так гудела как медный колокол.
На перемене после литературы, по которой Маринетт умудрилась получить очередной неуд, хотя вообще-то любила этот предмет, Хлоя вякнула что-то об ее умственных способностях и соответствующей успеваемости, попутно пройдясь по убогой манере одеваться.
— Отвали, Хлоя! — рявкнула Маринетт так, что все окружающие подпрыгнули, и даже Хлоя отступила на шаг. — Достала!
Хлоя секунду поколебалась, размышляя, что ответить, но Маринетт одарила ее таким тяжелым взглядом, что она почла за лучшее не связываться.
— Что с тобой сегодня, девочка моя? — недоуменно спросила Алья.
Еще бы — обычно Маринетт так на окружающих не рычала. Даже на Хлою.
— Не выспалась, — буркнула Маринетт, умолчав о причинах своего недосыпа.
— Об Адриане мечтала? — насмешливо поинтересовалась Алья.
Но Маринетт пронзила ее недовольным взглядом, заставив сдающимся жестом вскинуть руки.
— Не убивай меня — я пошутила.
Маринетт вздохнула:
— Извини. Я сегодня не в том состоянии, чтобы воспринимать шутки.
В обеденный перерыв Маринетт обнаружила, что в спешке забыла и деньги, и карточку для столовой, так что пришлось возвращаться домой, упустив редкую возможность провести обед в обществе Адриана. То есть в обществе Альи, Нино и Адриана, но не суть.
К концу дня Маринетт чувствовала, что еще немного и Бражникова бабочка прилетит по ее душу. Поэтому она попыталась успокоиться, внушить себе, что всё пройдет и уладится. Как говорится, ночь простоять да день пережить — впервой что ли? И почти преуспела в этом, когда после ужина вдруг вспомнила, что ей надо срочно дошить платье для детского утренника Манон. Работы оставалось немерено, а платье требовалось уже завтра. А ведь еще уроки делать…
Снова начиная закипать, Маринетт протопала по лестнице в свою комнату и взялась за работу.
Вот тут-то и появилась акума — просочилась сквозь окно и нагло уселась на ножницы, как раз когда Маринетт кроила.
По понятным причинам Маринетт была ей не рада. Она не планировала трансформироваться. И особенно сегодня! Когда и так не было даже капли лишнего времени. Поэтому, почувствовав, как ножницы в руке наливаются горячим, становясь необыкновенно привлекательными, необходимыми и важными, просто вспылила, как никогда до этого:
— Да иди ты Бражнику в зад!!!
Не ожидавшая такой реакции, отвергнутая акума замерла, а потом буквально выстрелила из ножниц, с бешеной скоростью умчавшись вдаль.
Маринетт посмотрела ей вслед и пожала плечами. Судьба незадачливой бабочки в данный момент волновала ее меньше всего.

***
А акума тем временем, магией подчиненная желанию жертвы, устремилась по означенному адресу. Не сумев обезвредить ее, Габриэль Агрест спешно снял трансформацию и покинул подвал, чтобы уберечь саркофаг. Больше он ничего не успел.
Акума достигла цели, и, сраженный своим же оружием, он провалился во тьму.
Вернувшийся вскоре Адриан не застал никаких видимых следов акуманизации. Он был более чем удивлен, найдя отца лежащим на ковре ничком и источающим сильнейший винный дух.

***
Габриэль же очнулся в до ужаса странном месте. Сперва вокруг клубился туман, пахший грозой и сиренью. Потом он обнаружил, что сидит на высоком стуле, опираясь локтем на некую поверхность, твердую и гладкую, быстро оказавшуюся деревянной. По другую сторону от этой стойки (стойки… да, точно!) из тумана соткалась сущность, надменным голосом вопросившая:
— Чего изволите?
Габриэль моргнул, уставившись на… вроде как мужчину, целиком состоявшего из плотного фиолетового тумана. Выделялись только темные сверкающие глаза, смотревшие на Габриэля в упор.
— Где я? — спросил он, подумал и добавил: — И кто вы?
Это такие странные последствия поражения собственной акумой? У него галлюцинации?
— В баре «На распутье», — равнодушно ответил фиолетовый человек. — А я бармен очевидно. Так. Чего. Изволите?
Габриэль подумал, что выпить — неплохая идея. Но тут справа раздался негромкий голос:
— Не советую ничего брать из его рук.
Габриэль повернулся, обнаружив рядом с собой пожилого, однако величественно выглядевшего мужчину. Гордое, словно выточенное из слоновой кости лицо и длинный, с горбинкой, нос меж глубоко посаженных темных глаз. В руках он держал большой, расколотый надвое рог буйвола, окованный серебром. Одет был внезапный собеседник так, словно играл короля в каком-нибудь фэнтэзи, разве что короны на голове не было.
— Денетор, Наместник Гондора, — представился старик, и Габриэль понял, что у него точно галлюцинации — ведь не мог же ему в реальности явиться книжный герой; к тому же, один из самых любимых, чего уж греха таить: недооцененный, непонятый — и при всем том совершенно незаслуженно.
— Рад личной встрече, Наместник, — Габриэль церемонно склонил голову и полюбопытствовал: — От чего же вы меня предостерегаете? И по какой причине?
— В этих палатах нет ничего живого, ничего истинного, — процедил Денетор. — За каждую частицу незримого мира вы заплатите чем-то из настоящего.
— А может, я не против обмена? — Габриэлю вдруг стало любопытно, перейдет ли галлюцинация к агрессии, если он воспротивится ее пожеланию; любопытства он не испытывал давно, и это было дивное чувство.
Фиолетовый мужчина неслышно поднес гостю бокал вина и отступил в туман.
— Ну и зря, как сказал бы мой покойный тесть, — весело раздалось с другой стороны.
Габриэль обернулся и увидел там…
— Святые угодники! — вырвалось у него.
Не юный, но еще почти молодой Хан Соло, с усмешкой глядя прямо на него, потягивал пиво из большой кружки. И одновременно Габриэль понял, кого тот имел в виду под тестем. Ситуация становилась всё более сюрреалистичной. Интересная акума, и эффекты от нее интересные. Это мадемуазель Дюпен-Чен ее такой сделала своим яростным неприятием? Пожалуй, стоило бы изучить свойства своих акум подробнее. Во избежание, так сказать. Да и к однокласснице Адриана не помешает присмотреться.
Габриэль вдруг понял, что начинает получать от происходящего извращенное удовольствие.
Посмотрев на стоявший перед ним бокал вина, он после короткого колебания решил прислушаться к совету собеседников. Пока, во всяком случае. Пить всё равно расхотелось — гораздо интереснее было пообщаться со столь необычными людьми. Когда еще придется.
— Вот и правильно, — раздался еще один голос — надменный и слегка презрительный.
За Ханом Соло сидел не кто иной, как король Камелота Утер Пендрагон. Нет, не из легенд, а из английского сериала, который Габриэль когда-то в другой жизни смотрел вместе с сыном и женой, поддавшись на ее уговоры.
Габриэль хмыкнул и принялся уже намеренно всматриваться в фиолетовый туман, который под его взглядом таял, открывая всё новые и новые фигуры.
— Любопытная у нас тут компания собралась, — пробормотал он себе под нос.
Продолжая сериальную тему, с пустой кружкой и книгой перед собой в углу устроился Тайвин Ланнистер — здесь он выглядел внезапно немного более отвратительным, чем в исполнении Чарльза Дэнса. И даже более отвратительным, чем сидящий через стол изуродованный шрамами… да, он самый — Дарт Вейдер собственной персоной, до мурашек странно смотревшийся без шлема и даже без дыхательной маски.
Хан Соло отсалютовал тестю кружкой, но был проигнорирован: собеседники спорили, кажется, о содержании книги. Габриэль присмотрелся: ну да, конечно, «Государь» Макиавелли. Что еще могли обсуждать эти двое?
В соседней нише, тоже не обращая ни на кого внимания, притулился совершенно непохожий на соседей человек. Драные промасленные джинсы, грязный истрепанный свитер (не слишком-то по размеру), сальные волосы, скрывавшие глаза, желтоватая пергаментная кожа вызывали отвращение столь глубокое, что Габриэль почти взялся за бокал с вином, забыв на миг, что передумал пока выпивать. Как ни странно, перед человеком стоял отнюдь не алкоголь, а только горячий крепкий чай с малиновым вареньем. И что еще более странно — Габриэль сидел слишком далеко, чтобы унюхать это или увидеть, но откуда-то знал.
— Позволите, Наместник? — раздалось за спиной, пока он разглядывал зал.
Габриэль обернулся и увидел высокого — наверное, даже выше него самого, белокожего до легкой синевы, черноволосого… человека? Нет. Заметив в глазах новоявившегося знакомый по собственному отражению в зеркале огонь творения, Габриэль узнал Феанора.
Всё страньше и страньше, подумалось ему. Хорошо хоть обошлось без греческого пантеона, легенды о котором он любил в школе.
— А ты-то что позабыл в этом вертепе, святоша? — раздался с той стороны, где Габриэль предполагал вход, густой хрипловатый бас.
Там стоял необъятных размеров мужчина с редеющими темными волосами в сопровождении тощей блондинки, обладательницы лошадиной шеи и цепких ручек. До сих пор женщин тут не наблюдалось. Но эта, если Габриэль правильно догадался о персонажах, была способна пролезть в любую дыру без мыла.
— Тебя не спросил, — презрительно фыркнул он в ответ, а потом добавил, не в силах подавить порыв: — От святоши слышу.
К этому моменту Габриэль окончательно решил, что в бреду, вызванном акумой, ему являются знакомые персонажи книг и фильмов. Вот только по какому принципу составлена коллекция, пока не понял. Стало совсем интересно, и Габриэль принялся анализировать биографии присутствующих, чтобы вывести какую-нибудь закономерность. И тут прямо из воздуха материализовались еще двое, чье появление разрушило его вывод о знакомых произведениях. Потому что их Габриэль абсолютно точно не знал.
Оба были высокими. Только первый — худой и жилистый, облаченный в синюю хламиду наподобие тоги. Он держал в руках музыкальный инструмент, напоминающий лиру. А второй — мощный и широкоплечий, в подчеркивающем высокий статус зеленом одеянии с золотой отделкой. На боку у него висел внушающий опасение меч, а на пальцах сверкали перстни с зелеными камнями. Оба осмотрели присутствующих с одинаковым надменным выражением.
Нет, их он совершенно точно не мог вспомнить. Будучи художником, в книгах Габриэль всегда обращал большое внимание на описания — пейзажей, предметов, и в первую очередь внешности героев. Перебирал в уме детали, в юности даже рисовал, непременно подмечал противоречия и изменения — и всегда накрепко запоминал. И даже неряху с малиновым чаем он вспомнил, только не мог сообразить имя — а эти двое отсутствовали в голове начисто.
— По какому поводу пожаловали, господа? — спросил он у новичков — не самая умная идея, но что еще оставалось?
Если сюда начали прибывать те, кого он не знал, то мог появиться кто угодно. Это было опасно, а значит, следовало выбираться наружу, пока ситуация не стала критической. Учитывая же отсутствие у него броши, Габриэль видел пока только один выход: задавать вопросы собственным галлюцинациям.
— Беседы ради, конечно, — само собой разумеющимся тоном ответил незнакомец в синем и провел пальцами по струнам своей лиры, извлекая короткую, но замысловатую мелодию.
Габриэль скептично на него посмотрел, всем своим видом спрашивая: «О чем это?» Ну правда — о чем он должен разговаривать со столь разношерстной компанией? И они между собой, коли на то пошло.
— Да, мы очень разные, — усмехнулся второй, похожий на короля незнакомец, будто прочитав его мысли. — Но у нас всех есть кое-что общее.
— Каждому из нас не повезло с детьми, — заметил неряха с чаем, не отрывая взгляда от своего напитка. — И мне больше всех.
— Я бы с вами поспорил, молодой человек, — возразил Наместник Денетор, презрительно скривившись. — Вы просто не видели моих.
— Не согласен! — горячо возразил необъятных размеров мужчина — Вернон Дурсль, теперь Габриэль был в этом уверен. — У меня отличный сын!
Габриэль весьма недвусмысленно хмыкнул, припоминая содержание книги, которую лет в десять взахлеб читал Адриан — ну и он из любопытства ознакомился.
— Отличный! — настойчиво повторил Дурсль, верно интерпретировавший хмыканье Габриэля.
— Наш Дадличка — самый лучший! — с яростной убежденностью добавила его жена.
«Конечно!» — саркастично подумал Габриэль, но вслух не сказал. Он никогда не понимал, как можно избаловать ребенка до такого безобразия. Сам он всегда воспитывал Адриана в строгости, и это приносило прекрасные результаты.
Тем удивительнее было услышать, что он оказался здесь, как выразился — сейчас Габриэль сообразил — Тобиас Снейп, из-за невезения с детьми. При слабом здоровье Эмили и их ритме жизни само рождение ребенка уже было невероятной удачей. И после — не было и дня, когда он мог бы посетовать на судьбу. Адриан был сыном, о котором любой родитель мог только мечтать. И сколько сил было вложено в его воспитание!
Первое время после смерти Эмили и чуть позже, когда начала давать о себе знать подростковая тяга к бунту, Габриэль постоянно думал, что не справится. Но потом, с помощью Натали, жизнь постепенно наладилась.
«А наладилась ли?» — вдруг подумал Габриэль, чувствуя, как по спине пробежал холодок, а рука сама потянулась к бокалу с вином, который стоял теперь ближе, чем раньше. Фиолетовый бармен подобострастно улыбался, но было в этой улыбке что-то неприятное. Нужно было срочно отвлечься.
— А у тебя-то что за проблемы с детьми? — обернулся Габриэль к Хану Соло, наиболее приветливому и оттого самому комфортному здесь собеседнику. — Ты ж еще жениться не успел, какие дети?
— Это не я жениться не успел, а ты меня только молодым видел, вот и помнишь таким и тут представляешь, — пояснил контрабандист всея Галактики. — А мы с Леей успели с тех пор мальчишку родить. Только так его воспитали, что он потом сам меня и прирезал. Ненароком, надо думать, — с горечью заметил Хан и, зло усмехнувшись, добавил: — Ты смотри, господин Бражник, как бы с тобой того же самого не вышло. Ненароком. Тебя не жалко, но мальчик-то расстроится.
Холодок, пробежавший по спине, превратился в мороз, скрутивший внутренности. Адриан убьет его? Вот как, значит, суждено? В первую секунду Габриэль пренебрежительно отмел эту мысль. Адриан никогда не поднимет на него руку! А потом мысли перескочили на обращение Хана — господин Бражник… Ненароком… А ведь Адриан вполне мог его как Бражника… Ну, если, конечно, допустить, что ему хватит сил. Габриэлю стало нехорошо — особенно когда его взгляд упал на Дарта Вейдера.
Тот ухмыльнулся и отсалютовал ему бокалом:
— Приветствую, собрат. Наши жизни так похожи — не находишь? Наши сыновья сражаются за правое дело, а мы перешли на темную сторону после смерти любимой женщины. И судьба тебя ждет та же самая. Умереть на руках собственного сына, только перед смертью признавшись ему в том, что он тебе дорог… Поверь, не самое лучшее завершение.
«Нет!» — хотелось крикнуть Габриэлю, но он не смог произнести и звука, потому что в глубине души возникло ужасное осознание, что Дарт Вейдер прав. Схватив бокал, он отхлебнул из него, и горло обожгло кислятиной. Габриэль поперхнулся и закашлял. Фиолетовый бармен услужливо постучал его по спине.
— Зря, — мрачно бросил Денетор.
Голову словно заполнил туман, тело стало странно легким, страхи и беспокойства отошли на второй план. С неожиданным равнодушием Габриэль подумал о словах Дарта Вейдера, что их сыновья сражаются за правое дело. Адриан ни за что не сражался — он всего лишь ребенок. Если только… Если только он не был прав тогда в своих подозрениях, и Адриан действительно Черный Кот. В другое время это открытие вызвало бы массу эмоций — от ужаса до восторга, — но сейчас на Габриэля снизошло странное умиротворение и спокойствие. Будто он наблюдал за собой со стороны.
И вдруг безмятежность была разбита. Бокал опрокинулся, вино разлилось по светлым брюкам некрасивыми пятнами, а голова затрещала, словно он вылакал целый погреб и дождался утра. Фиолетовый бармен злобно ощетинился, будто застуканная в кладовке крыса, и отступил на шаг, пытаясь слиться с остатками тумана. Впрочем, он мог и не стараться. Габриэлю было не до него — гудящая голова ни на чем не давала сосредоточиться. Рядом, явно гордясь собой, улыбался Оберон, король Амбера — Габриэль наконец-то вспомнил книгу, которую сам не читал, но с ним делилась впечатлениями Эмили — и потирал ушибленную ладонь:
— Железная у вас, замечу, голова, господин Бражник — никакой шлем не нужен.
— Добрая оплеуха завсегда помогает, ежели доброе слово не подействовало, — заметил Петирон, поддерживая позицию коллег.
Его Габриэль признал только сейчас, поскольку эту книгу тоже знал лишь по рассказам Эмили. И тут он вдруг вспомнил еще кое-что — делясь впечатлениями от прочитанного, Эмили тогда возмущенно говорила, какой Петирон ужасный отец, будучи при этом в общем-то хорошим человеком.
И тут на него снизошла ужасная мысль. Быть может, они здесь собрались вовсе не потому, что им не повезло с детьми, как сказал Снейп, а потому что сами были плохими отцами? Мысль была крайне неприятной, и в первую секунду Габриэль возмущенно ее отверг. Он любил своего сына и всегда заботился о нем!
— Вот теперь ты начал понимать, — меланхолично заметил Петирон. — Я тоже думал, что я прекрасный отец. В конце концов, я всё делал, чтобы Робинтон вырос достойным человеком и хорошим Арфистом. Хотя жена всегда меня упрекала в излишней холодности, но отец же должен быть строгим, правильно?
— Та же ситуация, — мрачно вставил молчавший до сих пор Утер Пендрагон. — Я стремился воспитать Артура достойным королем, а он… — Утер презрительно хмыкнул. — Всегда был чересчур слабым и мягким.
— Я слишком зациклился на старшем сыне, не обращая внимания на младшего, — угрюмо сообщил Денетор. — И только перед смертью понял, что все-таки люблю его. Слишком поздно.
— Мне отцом быть-то и не пришлось — я даже не знал, что мои дети выжили при рождении, — высокомерно заметил Дарт Вейдер. — Так что, считаю, я не должен быть здесь — это просто случайность.
— Да и я тоже, — вставил толстый Дурсль. — Я обожаю своего сына и всё-всё для него делаю — что он ни пожелает.
— Я пытался выбить эту дурь из Северуса, — не слишком внятно буркнул Тобиас Снейп. — Да не слишком преуспел.
— Последствий моего воспитания хватило на три Эпохи Средиземья, — меланхолично заметил Феанор, прикрывая глаза.
— Старшие детки клепали мне внуков вдвоем, без чьей-либо помощи, — усмехнулся Ланнистер, — а младший застрелил меня из арбалета в отхожем месте.
— Я просто бросил своих детей на произвол судьбы, — заметил Оберон, уставившись в пространство. — Исчез из их жизни, не назначив наследника и тем самым вызвав братоубийственную войну. Загадки вселенной всегда казались мне интереснее воспитания детей, — немного помолчав, он добавил: — Честно говоря, я даже не знаю, сколько их у меня. Помимо законных, я имею в виду.
Чем дольше Габриэль слушал, тем хуже ему становилось. На барной стойке рядом с его рукой опять появился бокал, но он гневно его оттолкнул, больше не собираясь попадаться на эту уловку. Фиолетовый бармен недовольно скривился, но Габриэль проигнорировал его. Он лихорадочно анализировал слова явившихся ему героев и то, что знал о них.
И как ни претила ему эта мысль, Габриэль вынужден был признать: он действительно был не самым лучшим отцом. Мягко говоря. Но что делать с этим новообретенным знанием, он не представлял.
И чем дольше он бился в эту глухую стену, тем дальше ощущал себя от ответа. Как это прекратить? Где именно он совершил роковую ошибку? Как дальше быть с Адрианом — ведь по-прежнему уже ничего не получится?
— Неправильные вопросы, — покачал головой Петирон. — Не сейчас. И последний, если позволите совет, вам стоит решать с сыном вдвоем, и никак иначе.
— Выпейте, господин — вам станет легче, — навязчиво предложил бармен.
«Да кто ты такой?!» — с неожиданной даже для себя яростью подумал Габриэль. Бармен явно не был чьим-то отцом, но кто еще, кроме персонажей и него самого, мог оказаться в пространстве акуманизации? Одобрительная улыбка чуть тронула губы Петирона, и ответ пришёл сам собой.
Габриэль хищно повернулся к фиолетовому бармену, медленно и четко проговорив:
— Я освобождаю тебя.
И щелкнул пальцами.
* * *
Первым, что услышал Габриэль, придя в себя и не успев даже как следует сфокусироваться на окружающем, был напряженный голос Адриана:
— Отец, наконец-то! Я так беспокоился! Я очень долго не мог вас разбудить.
Габриэль проморгался, пытаясь вновь привыкнуть к свету после полумрака своего воображения. И вдруг рассмотрел сына, как будто впервые за долгое время увидел его по-настоящему. Адриан выглядел действительно напуганным.
«Милый мой мальчик, да за что ты меня так любишь?» — подумал он, но вслух сказал совершенно другое:
— У тебя получилось.
Адриан лучезарно улыбнулся и подал ему руку, чтобы помочь встать. Жгучее чувство вины ударило Габриэля, словно обухом по голове. Он потерял любимую женщину, но Адриан потерял мать. А он, вместо того чтобы быть рядом с сыном, поддержать его, попробовать пережить их общее горе вместе, отталкивал его от себя. Бросил ребенка — своего единственного ребенка — справляться с трагедией в одиночку. И какой он после этого отец? Правы были все те персонажи. Чудо, что Адриан продолжал любить его и упорно пытался наладить контакт.
Габриэль надеялся, что еще не поздно всё исправить, что он не успел испортить отношения с Адрианом окончательно.
— Знаешь, что? — произнес он, одернув рукава пиджака. — А не посмотреть ли нам вместе какой-нибудь фильм? Что там нынче популярно у молодежи?
Адриан просиял так, что чувство вины чуть не спалило Габриэля на месте. Нет, определенно еще не поздно. И он собирался приложить все силы, чтобы заново построить с сыном нормальные отношения. Пожалуй, стоит при случае сказать спасибо мадемуазель Дюпен-Чен, которая столь своевременно поразила Габриэля его же собственным оружием.

@темы: мультфильмы, творчество, фанфики, Ледибаг

Начала смотреть "Вокруг света за 80 дней".
Теннант абсолютно прекрасен в любой роли Ну, я в этом и не сомневалась
Но на этом плюсы, пожалуй, заканчиваются. Сюжет они перекроили знатно и - что еще хуже - характеры персонажей тоже.
И с какой стати Паспарту вдруг негр? Эта их политкорректность...
Вот это понравилось:
- Мне только журналистов не хватало!
- Подумайте о вашей славе!
- Именно о ней я и думаю.

@темы: сериалы, фильмы

Я сегодня совершила подвиг - ездила на машине в Москву!
И не как раньше - доехать до ближайшего метро (сиречь Речной вокзал), а дальше пешком. Нет - прямо по Москве на машине. Жутко боялась, но навигатор мне помог. Правда, я всё равно пару раз чуть не свернула не туда. Потому что Москва даже с навигатором ужасна: все эти съезды и развилки... Тихий ужас, короче. И целый час простояла в пробке на 3-м кольце. Но справилась с этой великой задачей и доехала, куда нужно
Зато обратно навигатор меня повел не по кольцу, а напрямую - по Тверской, которая была совершенно свободной. Почему вперед так нельзя было?
В общем, мне теперь ничего не страшно - я могу ездить где угодно

@темы: житейское, всякое-разное

Ехидный Шеппард: Никаких остаточных желаний? Тайной тоски по его прикосновениям?
Выражение лица Элизабет: "Ах, ты ж зараза. Я тебе это еще припомню!"

@темы: сериалы, фильмы, SGA

Пишу фанфик задом наперед
Сначала написала финальную сцену, потом сцену из середины, и наконец - начало. Осталось теперь между этими сценами лакуны заполнить.

@темы: творчество

А вот и новая глава - сама не верю

Глава 5
читать дальшеПарк «Звезда», бывший когда-то самым живописным местом города и любимым местом отдыха горожан, выглядел голым. Большинство деревьев вырубили на дрова, а те немногие, что остались и не погибли от радиации, скорее всего погибнут от слишком низкой температуры. Гостиничный центр пустовал, и только ветер зловеще завывал в разбитых окнах — в надежде поживиться хоть чем-то многие обшаривали подобные базы, оставляя после себя разгром. А полное отсутствие людей в обычно многолюдном парке делало его еще более зловещим.
Зато здесь нашлось подходящее место для бурения скважины. А благодаря тому, что сюда давно никто не ходил, им никто и не помешает.
На расчищенной от серого снега площадке в глубине когда-то живописного, а теперь разоренного парка, несколько человек не покладая рук работали ручными бурами. Роман выполнил свое обещание: обеспечил их и бурами, и зарядными устройствами к ним. Правда, буров было всего три, но бурить промерзлую землю было неимоверно тяжело, и они постоянно сменяли друг друга. Работа продвигалась медленно — а учитывая, на какую глубину предстояло копать, убийственно медленно, — но продвигалась.
Вениамин тоже принимал участие наравне со всеми, хотя его и пытались отговорить. Но он упрямо настоял на своем. Сейчас не время для привилегий — их уравняла общая беда.
От ударов бура о твердую как камень землю сотрясались все кости, а потом ужасно болели руки и плечи. От слабости, вызванной постоянным недоеданием, хотелось бросить всё и лечь, свернувшись в клубок. И постоянно приходилось заставлять себя работать дальше. Каждую секунду делать волевое усилие, которое с каждой же секундой давалось всё тяжелее. А от потраченной энергии есть потом хотелось еще сильнее.
Копали всю оставшуюся зиму и большую часть весны. К маю земля, хотя и не оттаяла совсем, стала всё же помягче, и копать стало легче. С другой стороны, к этому моменту они совсем обессилели и любое физическое напряжение давалось с невероятным трудом. Но они не сдавались.
Лето не принесло с собой тепла — температура не поднималась выше плюс двух, — но, по крайней мере, уже не такой невыносимый мороз как зимой, и люди перестали замерзать насмерть. Маленькое, но улучшение. Улеглись бури, и сквозь черные тучи изредка, на короткое мгновение даже появлялось солнце. Поначалу они обрадовались — после бесконечной полуночи увидеть солнце было счастьем, — но быстро поняли, что радоваться нечему. Озоновый слой был сильно поврежден, и солнце не грело, а сжигало. Даже короткое его появление могло вызвать ожоги. Одеваться старались так, чтобы не оставалось незакрытых участков кожи — лицо, выходя на улицу, прикрывали, чем придется, — но это помогало только на короткий промежуток времени. Для более долгого пребывания под солнцем требовались защитные костюмы, которых почти ни у кого не было. Поэтому на улице старались не задерживаться.
Еще не дойдя до скважины, Вениамин услышал возбужденные голоса. Он насторожился — в нынешние времена можно было ожидать чего угодно, — но быстро понял, что голоса радостные. Приблизившись, он обнаружил, что люди сгрудились вокруг скважины, заглядывая в нее и весело переговариваясь. И все с открытыми лицами и руками. В данный момент небо было затянуто плотными тучами, но всё же.
— Зря вы открываете кожу, — заметил Вениамин. — Облака смягчают действие солнечных лучей, но не защищают полностью.
К нему живо повернулось несколько сияющих лиц. И все пропустили его слова мимо ушей.
— Владыка! Мы добрались до воды! — объявил Роман. — Надо только проверить, насколько она чистая.
Виталий Сергеевич покивал, уже держа наготове счетчик радиации. Вениамин улыбнулся — действительно прекрасная новость. Копание скважины продвигалось так тяжело, что порой у него возникали унылые мысли, что они никогда не доберутся до воды. А вот добрались же!
Пока Роман опускал и доставал обратно счетчик радиации, все замерли, задерживая дыхание и не отрывая от него глаз.
— Годная! — наконец объявил Роман, широко улыбаясь. — Можно пить хоть прямо сейчас.
Воздух сотряс дружный крик ликования, и все принялись обниматься.
Осталось только установить колодезный ворот, чтобы черпать воду, но это уже мелочи.
Конечно, вода не решала все проблемы, и им по-прежнему было почти нечего есть, но всё же облегчала положение. Хотя бы от жажды можно больше не мучиться. А главное, эта небольшая победа подбодрила людей, вселяя в сердца надежду и стремление бороться.

***
По городу поползли слухи о некоей не то секте, не то просто группе, которая занималась людоедством. Вениамин не вполне доверял этим слухам. То есть он допускал, что от постоянного убийственного голода некоторые могли дойти и до таких крайностей, но чтобы это превратилось в ритуал, некую темную религию? По крайней мере, не хотелось в такое верить.
Однако пришлось.
Вернувшись поздним вечером в резиденцию и мечтая, упасть в кровать и заснуть (ну и еще поесть, но такие мысли он старательно подавлял), Вениамин обнаружил в приемной поджидавшего его Романа. Кроме него в приемной больше никого не было — очевидно, все уже разошлись отдыхать. Он сидел, уставившись в окно, и выражение его бледного лица было такое, что становилось страшно. Такой смеси ужаса и отвращения Вениамин еще ни разу не видел.
— Что случилось? — встревоженно спросил он.
Роман вздрогнул, словно только что заметил его появление, и повернул к нему голову. Он мотнул головой на стул рядом, предлагая Вениамину сесть, после чего сглотнул и потер лицо.
— Слышали про людоедов, владыка? — тихим напряженным голосом произнес Роман, уставившись в пол. — Наверняка слышали.
Вениамин кивнул, хотя продолжавший смотреть в пол Роман и не мог видеть его жеста. Но ему, похоже, не нужны были подтверждения — он просто продолжал говорить:
— Я сегодня зашел на бывший склад — или что-то в этом роде — солнце переждать. А потом туда зашли они. Не знаю, что заставило меня спрятаться — инстинкт, наверное. Впрочем, они не особо и смотрели по сторонам. Они были заняты…
Голос Романа прервался, он на мгновение вскинул взгляд на Вениамина, и тот вздрогнул от выражения в его серых глазах, а потом снова опустил его.
— Они тащили ребенка — лет десяти, наверное. Зажали ему рот, чтобы не кричал. Он пытался брыкаться, но куда ему…
От понимания того, что последует дальше, всё внутри застыло, но Вениамин продолжал внимательно слушать, не перебивая.
— А я… я продолжал прятаться. Я… не смог заставить себя попытаться отбить у них ребенка. Я такой трус…
Вениамин наклонился вперед, чтобы положить свою ладонь на сцепленные до белизны руки Романа и легонько сжать их.
— Ты не трус, — мягко произнес он. — Ты был один, а их — сколько?
— Шестеро, — едва слышно выдохнул Роман.
— Вот видишь. Ты бы не смог ничего сделать.
— Да. Наверное. Но всё равно… — Роман судорожно вздохнул и продолжил: — Они не просто его убили. Они положили его на какую-то плиту, встали в круг, начали петь что-то. Как… как жертвоприношение совершали. Никогда не думал, что увижу нечто подобное в нашей-то цивилизации, — он невесело усмехнулся. — А потом…
Он снова замолчал, и Вениамин прекрасно понял, что потом. Он сильнее сжал ладони Романа и тихо произнес:
— Не надо, не рассказывай.
Роман отрывисто кивнул и, поколебавшись, смущенно добавил:
— Они когда ушли, меня вырвало, хотя вроде и нечем было. И не знаю, сколько я там сидел еще, не в силах пошевелиться.
Вениамин молча погладил его по плечу. Его самого почти тошнило от этого рассказа. Каково было Роману наблюдать воочию, не хотелось даже думать.
— Владыка, — Роман поднял на него совершенно несчастные глаза. — За что такое тому пареньку?
Вениамин печально покачал головой:
— У меня нет ответа на твой вопрос. Но я знаю, что Господь устраивает наш путь так, как лучше для нас, если мы вверяем себя Его воле. Даже если порой нам так не кажется, — немного помолчав, он заключил: — А тот мальчик наверняка получил мученический венец, и сейчас он куда счастливее нас.
Роман отвел взгляд и, нахмурившись, прикусил губу, размышляя. А потом снова посмотрел на Вениамина. На этот раз в его глазах появилась решительность.
— Я помню, вы говорили, надо спрашивать не «За что?», а «Для чего?» Так для чего я оказался именно в том месте и в то время? Может, мы можем как-то бороться с этими нелюдями? Остановить их?
Вениамин улыбнулся, гордясь этим мальчиком, который еще год назад мародерствовал, не беспокоясь о других людях. Он прошел немалый путь.
— А вот это гораздо более продуктивные мысли.
Роман слабо улыбнулся в ответ и встал.
— Спасибо, владыка.

Первое, что сделал Роман — сообщил в полицию то место сбора людоедов, и на них устроили облаву. Конечно, они наверняка были не единственными, но это уже начало.

***
Народ начал расходиться после службы, когда в храм ворвались несколько вооруженных человек. На них были защитные костюмы и маски, так что лиц не разглядеть. Зато прекрасно всем было видно, что они вооружены ножами и большими кинжалами.
— Всем стоять! — объявил один из них грубым хриплым голосом.
Люди испуганно отшатнулись, кто-то вскрикнул, заплакал ребенок.
— Если вы собираетесь нас грабить, — выступил вперед Вениамин, пытаясь образумить бандитов, — то зря стараетесь — у нас нет ничего ценного.
— Молчать! — рявкнул всё тот же мужчина.
Вениамин решил не провоцировать его и просто подождать: скоро они сами убедятся, что взять здесь нечего. Но оказалось, бандиты пришли совсем за другим.
— Какие-то они слишком тощие, — пренебрежительно заметил бандит с ножом в руке.
— А где ты хотел взять упитанных? — насмешливо заметил первый. — Жрать-то всем нечего.
Вениамин похолодел от жуткой догадки. Понял не только он. За спиной раздалось пораженное восклицание, кто-то всхлипнул. Едва слышный, полный ужаса шепот: «Людоеды…» Вениамин нахмурился и, сжав наперстный крест, решительно шагнул вперед.
— Вы никого отсюда не заберете!
— Правда? И кто нас остановит? Ты, что ли? — насмешливо спросил бандит, выразительно поигрывая кинжалом, а потом хищно облизнулся, окинув Вениамина противным взглядом: — Тебя мы принесем в жертву первым.
По спине пробежала противная дрожь, но Вениамин остался стоять, только немного сильнее сжал крест. Попробовать уговорить их, как когда-то давно он устыдил мародеров в лавке? Но нет — там были всего лишь глупые мальчишки. На этих людей, с головой погрузившихся во тьму, уговоры не подействуют. Он видел это по их глазам, в которых почти не осталось ничего человеческого.
Страха почему-то не было. Во всяком случае за себя. И когда первый бандит бросился вперед, занеся кинжал, Вениамин плавным движением ступил навстречу, поднырнул, уворачиваясь от удара, и выбил кинжал из его руки. Когда-то давно — в другой жизни, казавшейся сейчас прекрасным сном — он вместе с цесаревичем обучался рукопашному бою. И не все навыки еще растерял. Драться Вениамин умел — просто ему было нельзя. Но сейчас он защищал все-таки не себя, а других людей, среди которых были женщины и дети.
Разбойник взвыл в ярости и бросился на Вениамина с голыми руками, не пытаясь подобрать упавший кинжал. Конечно же, Вениамину не пришлось защищать всех в одиночку — остальные мужчины немедленно подключились к драке. Но и бандиты не прохлаждались — бросились на помощь товарищу. В одно мгновение завязалась беспорядочная потасовка.
Вениамин старался только обезоруживать и защищаться — установка не драться слишком сильно въелась в сознание. У других подобных дилемм не было, и они били изо всех оставшихся еще сил, явно в надежде отправить противника в нокаут. Бандиты заметили это, приняв осторожность Вениамина за нерешительность и слабость. И пришли к выводу, что он станет самой легкой добычей.
Тут они просчитались. Однако выбить у них оружие так легко, как у первого, Вениамину не удавалось. Того он просто застал врасплох, да и многолетнее отсутствие практики давало себя знать. И в какой-то момент он не заметил, как один из бандитов метнул в него нож. Прицельно метнул: скорее всего нож вонзился бы прямо в сердце, если бы на его пути вдруг не встала Настя. Вениамин даже не понял, откуда она успела появиться — ведь женщины и дети благоразумно отошли подальше, не вмешиваясь. Как вдруг Настя уже стояла перед ним, заслонив его от летящего ножа и приняв удар на себя. Она вскрикнула и на несколько мгновений застыла, а потом медленно осела на пол.
Быстро оценив обстановку и решив, что остальные справятся без него — преимущество явно было на их стороне, даже несмотря на ножи бандитов, — Вениамин поспешил оттащить Настю подальше от потасовки. Он разрывался между благодарностью (она спасла ему жизнь), раздражением (глупая девчонка — кто просил ее вмешиваться в драку!) и тревогой (после такой раны Настя вполне могла не выжить).
Не обращая больше внимания на драку, Вениамин принялся оказывать первую помощь. Этому его тоже когда-то обучали вместе с наследником престола. Но успел только выдернуть кинжал, когда ему на плечо легла чья-то ладонь, побуждая отодвинуться.
— Владыка, позвольте мне, — произнесла одна из собравшихся вокруг них женщин.
Вениамин поднял взгляд, обнаружив Ольгу — давнюю свою прихожанку, — которая смотрела на Настю с хмурой сосредоточенностью. Ольга была врачом, и он с готовностью отступил, предоставив действовать профессионалу. И она тут же опустилась рядом с Настей на колени, попросив принести по возможности чистых тряпок. Остальные женщины засуетились, помогая, и Вениамин вернул внимание к драке.
К этому моменту она уже закончилась: бандитов скрутили, и мужчины искали, чем бы их можно связать, чтобы отконвоировать в ближайший полицейский участок.
Решив, что здесь его помощь не нужна, Вениамин повернулся обратно к Насте.
— Как она? — спросил он, когда Ольга, закончив перевязку, откинулась на пятки и вытерла лоб тыльной стороной ладони.
Она подняла на него взгляд и удрученно покачала головой:
— Плохо. Рана серьезная. Если начнется заражение, а оно наверняка начнется… — Ольга не договорила и пожала плечами. — Спасти ее может только чудо. Можно, конечно, попробовать отнести ее в больницу…
Но вряд ли от этого что-нибудь изменится. Ольге не надо было заканчивать предложение, чтобы Вениамин понял. Лекарственные препараты стали большой редкостью — в больницах в том числе, — медицинское оборудование не работало без электричества. Так что с тем же успехом можно было оставить пациентку дома. К тому же неизвестно еще как отразится на Насте транспортировка. Вениамин кивнул.
— Что с Настей? — спросил за спиной напряженный голос.
Вениамин обернулся, обнаружив встревоженно хмурящегося Романа, не отрывавшего взгляда от лежавшей на полу бледной Насти.
— Героически бросилась под нож бандитов, — вздохнул он.
Роман удивленно моргнул и посмотрел на него. Вениамин только руками развел. И тут Роман вдруг едва заметно усмехнулся, и в его взгляде, вновь обратившемся на Настю, вспыхнула гордость и нежность, вперемешку с досадой и страхом. Теперь настала очередь Вениамина удивленно моргать. До сих пор он не замечал, что Роман неравнодушен к Насте. Это хорошо — может, он сможет отвлечь ее от неуместной влюбленности.
— Что мы можем сделать? — деловито спросил Роман, опустившись на колени и осторожно, неуверенно погладив Настю по руке.
Ольга горько вздохнула:
— Молиться. И, если вдруг вы можете раздобыть лекарства — ей нужны антибиотики.
Роман два раза кивнул и замер, прикусив губу, о чем-то задумавшись.
Настю не стали переносить домой, чтобы не тревожить ее лишний раз — устроили здесь же возле печки, чтобы потеплей. Принесли для нее, кто что мог — матрас, одеяла, чистых тряпок на перевязку. И по очереди дежурили возле ее постели. Особенно часто сидел с ней Роман, который, похоже, готов был дневать и ночевать рядом с ней. И, конечно, все горячо молились о ее выздоровлении.

***
Как только выдалось свободное время, Роман заглянул в храм проведать Настю. Сняв куртку с капюшоном и перчатки (солнце сегодня почти не скрывалось за тучами) и оставив их на вешалке возле двери, он подошел к Настиной лежанке. Возле нее сидела Ольга и что-то читала. Услышав его шаги, она подняла взгляд и слабо улыбнулась.
— Пришел заступить на дежурство?
Роман кивнул, озабоченно глядя на Настю. Она совсем осунулась, так что острые скулы выступали над впавшими щеками, губы пересохли и потрескались, она тяжело и прерывисто дышала. Рана уже не кровоточила, но, как и предсказывала Ольга, воспалилась, и они ничего не могли с этим сделать. И Настя так и не пришла в себя. То есть изредка бывало, что она открывала глаза, но мутный взгляд никого не узнавал, и вскоре она вновь погружалась в забытье.
— Есть улучшения? — шепотом спросил Роман.
Ольга грустно покачала головой.
— В тех условиях, что мы сейчас находимся, после таких ран не выживают, — нехотя произнесла она.
Встав, она сочувственно погладила его по плечу, и ушла.
Роман опустился на пол рядом с импровизированной Настиной постелью. Настя очаровала его с первой же встречи: такая живая и непосредственная, не потерявшая оптимизма и веры в лучшее, вопреки всему. Возможно, слишком наивная, но эта наивность была частью ее привлекательности.
Настя что-то невнятно забормотала в забытьи, беспокойно мотая головой.
— Ш-ш-ш, всё хорошо, — прошептал Роман, осторожно сжав ее безвольную ладонь.
Настя вздрогнула и затихла. Она всегда успокаивалась, когда он разговаривал с ней — будто и в бреду могла его слышать. Роман вздохнул. Так не хотелось верить, что Настя умрет. Он не хотел терять ее, когда так и не решился сказать…
— Рома? — тихий голос Виталия Сергеевича отвлек от грустных размышлений. — Ольга ушла уже?
Он обернулся, чтобы молча кивнуть.
— Понимаешь, тут какое дело… — Виталий Сергеевич вдруг лучезарно улыбнулся. — Мне чудом попали в руки антибиотики — моему сыну заплатили за работу. И я хотел спросить ее…
Роман едва не задохнулся от вспыхнувшей надежды и вскочил на ноги.
— Я знаю, что нужно — можем не дожидаться ее. Давайте сюда.
Виталий Сергеевич улыбнулся еще шире и протянул ему драгоценную упаковку с лекарством. И это было именно то, что надо.
Они быстро растолкли таблетку, растворили ее в воде и аккуратно напоили Настю. Теперь оставалось ждать результата. Роман снова сел рядом и принялся молиться. Не очень-то хорошо у него это получалось — до того, как он пришел к отцу Вениамину, он за всю жизнь и не помышлял о Боге. Но та встреча, когда Роман с приятелями разоряли магазин, перевернула его душу и заставила о многом задуматься. И сейчас он был уверен, что знакомство с владыкой было лучшее, что случалось с ним в жизни. Огорчало только то, что его друзья (теперь уже бывшие) не разделяли его убеждения и продолжали заниматься разбоем.
Прошел где-то час — Роман не был уверен, — когда дыхание Насти стало более спокойным и ровным. Роман надеялся, что ему это не кажется.
— Рома? — раздался сзади голос Виталия Сергеевича.
Роман обернулся, обнаружив рядом с ним Ольгу — в плотной уличной куртке, только капюшон с головы скинула.
— Что… — начал спрашивать Роман, удивленный ее радостным видом.
Договорить ему не дали.
— Представь, мне удалось раздобыть антисептик! — воскликнула Ольга. — Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я буду так радоваться простому антисептику… — покачав головой, она воодушевленно заключила: — Вместе с антибиотиками Виталия Сергеевича у Насти теперь действительно есть шанс.
— Правда? — выдохнул Роман, почти не смея поверить, и сам едва расслышал свой голос.
— Правда, — Ольга улыбнулась, на мгновение сжав его плечо. — Давай обработаем рану.
Роман выдохнул, только сейчас осознав, что задерживал дыхание, и кивнул. Сердце бешено забилось в почти болезненной надежде. Неужели это ответ на его неуклюжие молитвы? А ведь он даже почти не верил в то, что они сработают… Ощущение было такое, что перед ним внезапно открылись двери к свету.
Ольга быстро стянула с себя куртку и перчатки, бросив их прямо на пол, и принялась хлопотать над Настей. Роман встал и отошел чуть в сторону, чтобы не мешать ей, наблюдая, затаив дыхание. Виталий Сергеевич неловко похлопал его по плечу, и Роман благодарно улыбнулся этой попытке поддержки. Похоже, все вокруг — кроме главной заинтересованной — давно всё поняли про его чувства к Насте.
Ольга закончила работу, заново перевязала рану и встала.
— Что ж, теперь остается только поить ее антибиотиками и ждать.

Настя пришла в себя на следующий день.
Роман сидел возле ее постели, изучая трактат по органической химии. Хотя университеты давно закрыли, он решил, что стоит самому завершить образование. В конце концов, до войны ему оставалось учиться всего год. Да и знания по химии в нынешних условиях всегда могут быть полезны, что уже подтвердилось на практике.
Боковым зрением он уловил движение, заставившее его оторваться от книги. Роман посмотрел на Настю и неожиданно встретился со взглядом ее больших глаз. Осмысленным, хотя и растерянным и явно не понимающим, что происходит.
Роман замер, почти не веря своим глазам. Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
— Что… — попыталась спросить Настя — голос ее звучал хрипло и едва слышно — но так и не смогла закончить предложение.
— Ты героически бросилась под нож, — ответил Роман на ее невысказанный вопрос. — Спасла отца Вениамина, но сама чуть не умерла.
Настя моргнула, слегка нахмурилась, а потом кивнула. Роман начал осознавать, что это не сон — она действительно очнулась.
— Ты ужасно нас испугала, — тихо произнес он, осторожно сжав ее ладонь и, когда ее пальцы слабо сжали его в ответ, мысленно горячо произнес: «Слава Тебе, Господи!»
— Пить, — всё так же хрипло произнесла Настя.
Роман тут же засуетился, чтобы принести ей воды, заодно растворив очередную порцию антибиотика.
— Как себя чувствуешь? — спросил он, когда она напилась.
— Слабой, — ее голос звучал едва слышно, словно сил не оставалось даже на разговор. — Кажется, и пошевелиться не могу.
Будто в опровержение своих слов, Настя подвигала здоровой рукой. Роман кивнул: слабость — это ожидаемо.
— Плечо болит?
Настя кивнула и прикрыла глаза.
— Спать хочется.
— Спи — тебе надо отдыхать. А я попробую найти тебе что-нибудь поесть.
Настя открыла глаза и посмотрела на него. В их серо-зеленой глубине мелькнуло что-то, но Роман не успел уловить, что именно.
— Спасибо, Рома, — она снова закрыла глаза и, кажется, тут же заснула.
Но теперь по ее лицу вместо страдания разлилось умиротворение. Роман улыбнулся и мягко отвел с ее лица прядь русых волос. А потом решительно встал. Надо действительно найти ей чего-нибудь съестного — после такого испытания ей надо набираться сил, чтобы поправиться.

@темы: творчество, роман без названия

Гуляла я как-то, слушала песни и вдруг осенило: а ведь песня как раз под "Мерлина". Так появился упоротый клип на день рождения моей беты.

@темы: творчество, праздники, Мерлин

- See, Richard? You were good for something.
Добрый Джек

@темы: сериалы, фильмы, SGA